— Это — тебе, — внушительно произнесла госпожа. И выделила Михмир одну из монет. — Пять отдашь кальфе, пусть сама решит, сколько себе оставить, сколько дать кому следует. Всё поняла? Проговоришься — останешься без языка.
Судорожно сглотнув, девушка сжала в кулаке монеты, свою — запихнула за щёку…
И умчалась.
Ей было, за что терпеть срываемое на боках и спине дурное настроение хозяйки.
А Гюнез вдруг успокоилась.
Всё будет хорошо.
Приложила руку к животу. Нежно заулыбалась.
Спи, мой дорогой шахзаде… И упаси тебя Аллах родиться девочкой. Придушу.
Гарем, перечёркнутый задёрнутыми занавесями на отдельные опочивальни для каждой десятки одалисок, давно уж спал. Вернее, считалось, что спал. Временами кое-где слышались шепотки, хихиканья, вздохи… Отбытие товарок на хальвет, пусть не к самому Повелителю, а к знатным иноземцам, затем триумфальное возвращение не могли пройти бесследно. Девушки из новеньких — те поначалу недоумевали: чего же тут хорошего — быть подаренным, как бессловесная скотина? Но те, кто постарше, ласково поясняли, что положение одалиски при гареме — тоже, собственно, мало чем отличается от… не от скотского, конечно, но от рабского. Этим счастливицам, что сегодня стали притчей во языцех, ещё повезло, что подарили их молодым и отважным франкам, судя по рассказам — великодушным и щедрым: а могли попасть и к седым старцам со своими причудами, бессильем и возможной злобой, вымещаемой потом на «подарке»… А кто подарил-то? Тот самый Повелитель, их хозяин, владелец. Так что — помалкивайте, желтопузые, да учитесь, как тут правильно жить…
А глубокой ночью послышались за дверьми шаги многих пар ног, но в основной гарем не прошли — свернули у входа на лестницу, застучали уже наверху, в особых покоях, где почивали хоть раз удостоенные внимания Пресветлого, да куда перевели вчера удачливых наложниц после возвращения с почётной миссии… Тут уж внизу разом стихли все вроде бы случайные звуки. Гарем прислушивался.
И почему-то на рык непрошенных гостей отвечал голос не Нухи-ханум, а её помощницы Ясмин. Сперва протестовал, но затем умолк.
Потом стукнули в двери — там, наверху, — громко, требовательно. Послышался фальцет Мусы, помощника капа-агасы. В его скороговорке можно было различить: Кекем… мать… встречалась… по распоряжению…
— Мама! — вдруг отчаянно вскрикнула одна из девушек там, наверху. — Как же так? — Почему…
Её прервали. Зачастила о чём-то Ясмин, растревоженно запричитали остальные девы…
— Ма… — коротко вскрикнула Кекем. И зарыдала.
Нижний гарем, казалось, перестал дышать, когда её, плачущую, выводили — или, похоже, выволакивали на руках вниз по лестнице, прочь.
— Ясмин-хатун, а вы с нами, — пропищал Муса. — Чтобы видели, что всё по закону, как надо…
И всё стихло. Будто приснилось.
Задрожав, наложницы попрятались под одеяла. Благодаренье Аллаху, не с ними, не их, не теперь… Что-то непонятно-страшное промелькнуло, не задев, и прошло. Надо жить дальше, не задавая лишних вопросов.
Марджина, прислушавшись к наступившей тишине, уловила наверху приглушённые всхлипы. Не сговариваясь, они с Нергиз сбросили одеяла и потянулись за ночными халатами.
— Наверх! — шепнула нубийка. — Сперва узнаем всё там.
В комнате «подарков» царил хаос. Вроде и вещи все на своих местах, и ничего не разбито — но казалось, будто прошёл какой-то всесокрушающий шторм, унёсший тысячи жизней, лишив оставшихся крова и пропитания. Девушки сидели бледные, как мел, на своих постелях, и что-то шептали, будто молились, одна Ильхам решительно выхаживала посреди комнаты, думая, думая… Порывисто обернулась на скрип открываемой двери.
— Что случилось? — без предисловий затребовала Марджина. — Куда её увели?
— Сказали — её мать умерла от тифа, — пробормотала Ильхам. — А ведь Ясмин что-то пыталась сказать, будто и не от этой болезни, и не умерла, но Муса её чуть не ударил: молчи, говорит, если сама толком не знаешь… Приказано: девицу Кекем проводить к лекарице Фатьме, она сейчас в хамаме, да проверить, здорова ли. Потому что часто встречалась с матерью, а та в этом же флигеле жила, где уже двое умерли от тифа.
— Врут, — тихо, но убеждённо ответила всезнающая Нергиз. — Клянусь Аллахом, врут! Мэг увезли с грудной болезнью, какой там тиф?
Хайят вдруг истерически разрыдалась.
— Слава Богу… А я так испугалась…
Остальные вздохнули с облегчением, но тотчас виновато переглянулись.
Страхи девушек можно было понять. Если бы Кекем и впрямь подхватила заразу, которая пока не проявилась — всем им за компанию грозила бы изоляция в отдельном бараке с заколоченными окнами и дверью. И ещё неизвестно, чем всё закончилось бы.
— Курицы, — впрочем, без осуждения пробурчала Марджана. — Ясмин была одна? Почему?
— Не знаем, — ответила за всех Ильхам. — За Нухой до этого пришёл какой-то новый евнух, её уже давно здесь нет… Подождите! Да ведь надо её найти! Без её ведома увели одну из нас, а ведь мы уже не…
— Верно, — перебила Марджина. — Вами теперь распоряжаются только султан и валиде, без их ведома ничего нельзя делать. Но где найти Нуху-ханум?