Всё началось с вопроса Ирис, когда же они, наконец, прибудут в столицу. На что граф ответил, что, двигаясь в том же темпе, им остаётся не более пары дней пути. Наверняка гостья захочет в дороге остановиться, и не раз, поскольку им повстречаются прелестные деревушки, радующие глаз, да и места здесь удивительно красивы… Что касается Лютеции — то Ирис успеет вдосталь насладиться красотами, потому что он, граф, превосходно знает этот древний город, и если гостья и в дальнейшем окажет честь терпеть его в сопровождающих — проведёт её по лучшим соборам и достопримечательностям, тем более, что особняк де Камилле расположен недалеко от центра города, от него до местных красот рукой подать…
— Я не совсем поняла, — в лёгком замешательстве сказала тогда Ирис. — А при чём здесь ваш особняк?
— Там уже приготовлены для вас гостевые покои, — безмятежно сообщил граф. Как о само собой разумеющемся. — Я выделил для вас и вашего сопровождения целое крыло; его раньше занимала моя покойная матушка. Вы будете жить совершенно обособленно, сможете принимать гостей на своей половине и иметь отдельный выезд. Я позабочусь об этом. Что-то не так?
Девушка почувствовала, что заливается румянцем.
Одно дело — гостить в замке герцога д’Эстре… В замке! Изначально предназначенном для размещения множества людей и семей, с целым этажом гостевых комнат, со своими службами, сонмом прислуги, гвардией… иначе говоря, в миниатюрном городе. Но в одном доме, под одной крышей с холостым мужчиной…
— Это невозможно, — сказала она твёрдо. — Я остановлюсь в гостинице.
Казалось, графа окатили ледяной водой. У него даже глаза сделались колючие, как льдинки.
— Почему же, позвольте спросить? — вновь превратившись в прежнего сухаря, поинтересовался он.
— Потому что, ваше сиятельство, — она намеренно перешла на официальное обращение, — есть определённые правила приличия, одинаковые как на Западе, так и на Востоке. Не потеряв честного имени, одинокая женщина может проживать в доме с одиноким мужчиной только в единственном случае: если она — его невеста. А я таковой не являюсь. И, знаете, не хочу потерять доброе имя, едва появившись в вашем обществе. В свете, хотела я сказать. Странно, что вы об этом не подумали.
Филипп де Камилле откинулся на спинку сиденья.
Фрида, тихо, как мышка, сидевшая в своём уголке, пошла красными пятнами и уставилась во все глаза на хозяйку.
— Однако, — протянул граф. — Должен признаться… Сударыня, но ведь я же отметил, что выделяю в ваше распоряженине целое крыло, отдельную часть дома! Поймите, вы будете жить абсолютно независимо от меня!
— И при этом — в доме графа де Камилле. Вы же не объявите про это отдельное крыло всем и каждому? Нет, благодарю. Ваше сиятельство, я ценю вашу заботу и покровительство, но последние их проявления мне кажется чересчур избыточным.
— Вам так противно моё общество, что вы даже не хотите упоминания моего имени рядом со своим?
Голос Филиппа дрогнул — то ли от волнения, то ли от сдерживаемой ярости. Скорее всего — от последнего, ибо кулак графа непроизвольно сжался.
Ирис опустила глаза.
— Не приписывайте мне того, чего нет. Повторюсь: я ценю вашу заботу. И отношусь к вам с уважением, поскольку знаю не первый год. Но вот вы отчего-то подобного уважения ко мне не проявляете, раз моё честное имя для вас пустой звук. Или вы думаете, что, живя в мусульманской стране, я не знаю обыденности вашего высшего света? Между нами ничего нет; никто не слышал о нашей помолвке или, допустим, обручении; так отчего мне гостить именно у вас? В тот же день раструбят на всю Лютецию, что я ваша любовница. Стыдно, граф!
Она сердито отвернулась.
Побагровев, де Камилле глотнул было воздуха, собирался что-то ответить… Обернувшись, Ирис глянула на него в упор.
— Или вы думаете, что всё это время оказывали своим вниманием честь бывшей рабыне? У которой ни титула, ни происхождения, ни состояния… Что я должна ещё и благодарить за то, что край вашего сияния касается и меня?
Отчего её, всегда выдержанную, спокойную так занесло — она и сама не могла объяснить. Но выходка — а иначе нельзя было назвать самовольное распоряжение Филиппа её добрым именем — взбесила.
— Я — свободная женщина! — отчеканила, заставив себя успокоиться. — И дорожу репутацией. Если вы и впредь намерены, как «хозяин», — она намекнула на предыдущий разговор о послах, — предоставлять гостье лучшее — найдите мне хорошую гостиницу. Или я попрошу об этом своего крёстного отца — думаю, он сделает это с куда большим тактом.
«Чем вы…»
Филипп был уязвлён в самое сердце.
Однако попытался спасти ситуацию.
— Гостье короля — и останавливаться в отеле? Сударыня, это недопустимо. В свою очередь, могу заметить, что это удар по репутации моей, как лица, отвечающего за благополучное ваше пребывание в столице.
— Отчего же Его Величество не пригласил меня погостить в Лувр, в свой замок, как это сделал герцог Эстрейский?
И вот тут… Филипп не нашёлся, что ответить.