— Его люди работают здесь больше месяца! Филипп затеял всю эту авантюру куда раньше, чем сделал вам предложение. Каков, а? Слушайте, сударыня Ирис, что вы сделали с этим сухарём? Поделитесь секретом, я никому не скажу!
— Да? — растерянно отозвалась Ирис. — Месяц? А если бы я… отказала?
— Он просто сделал вам подарок. Ни на что не рассчитывая, поверьте мне.
Маршал засмеялся. Сняв шляпу, учтиво поклонился.
— Оставляю вас, сударыня, и спешу к герцогу с известием о вашем благополучном прибытии. Желаю здравствовать! И ждём вас в Гайярде не позднее нынешнего вечера!
— Непременно… — пробормотала фея ему вслед.
…Теперь она видела преображённый сад немного иначе. Намётанный глаз отмечал и качество плодородной земли, и рыхлость дёрна, приращенного не так давно, не успевшего спрессоваться с местной почвой, и матовую поверхность голышей, устилающих дорожку, ещё не отполированных множеством хождений, и само ощущение новизны, свежести…
— Как здесь хорошо-то! — сказал за её спиной Пьер.
Молодой человек с удовольствием вздохнул полной грудью, выдохнул… И, пожалуй, впервые на его лице появились умиротворение и покой.
— Вот здесь-то и жить. Не то, что в каменном городе.
Он к чему-то прислушался.
— Они удивляются, — сказал весело. Распахнул руки крыльями и в восторге закружился на месте. — Удивляются! И они нам рады, я слышу!
…Осторожно, стараясь не сминать подолом зелёные пики ирисов с набухшими яркими бутонами, фея пробралась к ближайшему валуну, присела, потянулась к цветам — руками и душой, и замерла. Она тоже… услышала. Их перешёптывание. Жадное любопытство. Обожание.
И вместе с тем её не оставляло ощущение, что всё не так. В её давнишнем, как она считала — пророческом — сне всё было немного иначе. Она в окружении цветов сидела на ковре, у пруда, а граф де Камилле — здесь же, рядом, шептал, как он ошибся, просил о новой попытке, чтобы начать всё с начала… Тогда, три года назад, она не понимала ни слова по франкски, но была уверена в их смысле.
Всё не так — но не имело никакого значения.
Оказалось, что давно уже та самая любовь, о которой она мечтала — таилась рядом, ходила вокруг да около, пряталась под бесстрастностью и рыцарской галантностью, сдерживалась уздой дурацкого аристократического воспитания, шарахалась от слов: «долг перед королём!» «долг!» «ДОЛГ!» и не желало принуждения ни для себя, ни для неё. Но всё это время она жила и дышала, эта любовь. Потому что без неё вряд ли стало бы возможно это Чудо, что сейчас окружило её со всех сторон, ликовало, смеялось и любило.
— Спасибо, Филипп, — прошептала она. — Спасибо.
Эпилог
Дни отлетали за днями. Казалось, солнце едва появится над горизонтом, позолотит крыши Эстре, прогонит туман с полей — и уже закатывается с другой стороны, и удлинившиеся тени молодых кипарисов перечёркивают молодой сад, будто закрывая на ночь от нескромных взоров соседей, прохожих, просто любопытных… Каждому охота взглянуть на дивное творение столичных садовников, полюбоваться, покрутить головой, сказать: «Ну, надо же… Это ж сколько деньжищ угробить! Да и магам, поди немало уплачено: ишь, как всё цветёт, вроде и не ко времени, а… цветёт»…
А местные кумушки, девы на выданье и сопровождающие их дуэньи, уважаемые матроны и даже величественные старухи — все особы женского пола, случайно или намеренно проезжающие мимо скромного дома, чья крыша, казалось, уже тонула в курчавой зелени подрастающих на глазах каштанов и буков, многозначительно вздыхали: «Вот это подарок… Вот это жених… Ах, вот кому-то повезло…»
Однако не каждому удавалось подъехать к дому феи ближе, чем на полсотни шагов. Братья-бенедиктцы постарались: установили не то, чтобы магический барьер, а границу, пересекая которую, человек посторонний, заявившийся с праздным интересом, спустя несколько секунд забывал, для чего явился. А уж если бы нашёлся среди любопытных недобрый человек с недоброй целью — там уж сработали бы совсем иные чары… Но пока что, хвала небесам, повода не находилось. Признанные же хозяйкой и домом за «своих» пересекали завесу отвода глаз беспрепятственно, даже не заметив.
Казалось, беспокойные и тревожные дни позади. Больше нет охотников за феей и её умениями, поблёкла и стала почти нестрашной угроза Хромца, но самое главное — все, близкие сердцу, здоровы, счастливы, здесь, рядом… Их даже стало больше; за короткое время Ирис так привязалась к Пьеру и Мари, будто знала их всю жизнь, да и всё её окружение безоговорочно признало юную пару «своими».