Когда возвращается радуга. Книга 3

— Нет, это… — Ирис засмеялась. — Просто хороший человек, побратим нашего Назара. Они так удивительно встретились, а потом сдружились и даже побратались, проведя обряд на крови… Знаешь, эфенди любил повторять: знаками судьбы пренебрегать не следует. Вот я и подумала: должно быть, это точно знак. Подсказка. Для чего-то этому юноше надо быть рядом. Ну и пусть, они с Мари такие славные… А почему ты решил, что мы родня? Аура такая же?

— И аура. Но ещё — руки у вас… Форма кисти, пальцев… Я почему обратил внимание: меня дед как-то учил, что порой родню можно определить по рукам; даже если лица не похожи, то сложение, особенности конечностей повторяются у кровных родственников довольно часто. Хотя… это я так, к слову. Бывает же, что встречаются люди, один в один похожие, а нет в них ни капли крови общей… Не бери в голову. О, какое место замечательное! Этот подарок как раз на возвышенностях хорошо растёт…

К тому времени они вышли к пруду. Ирисы уже цвели в полную силу, стараниями феи необыкновенно пышно, затянув холмы густыми непроходимыми зарослями. Казалось — упади в это цветенье — и оно не шелохнётся под весом тела, до того плотной стеной устилает землю… Лишь вдоль кромки одного из сбегающих к пруду спусков, чернела пустая свежевзрытая полоса. Это хозяйка сада, не устояв перед просьбами и похвалами восхищённой герцогини Марты, собственноручно накопала для её парка дюжины три цветов. Хоть их обычно и не трогают при цветении, но Ирис сама высадила в Гайярде эти чуда природы и фейской магии, поговорила с ними, помогла безболезненно прижиться на новом месте… А на опустевший участок собиралась пересадить растения из наиболее загущенных местин.

— Хорошая земля, — с одобрением сказал друид. — Вкусная…

В ожидании чего-то интересного Ирис готова была запрыгать, как девчонка. Сдерживало лишь присутствие Пьера, что уже выглядывал с любопытством из-за её спины. Гость, наконец, сжалился, осторожно поставил свою ношу на широкую каменную ступень и медленно, не из-за желания помучить изнывающих от нетерпения хозяев, а просто потому, что действие требовало аккуратности, развязал бечёвку на вершине холщового купола. Раздвинул края ткани, обнажив нечто пушистое, как сперва показалось зрителям, розово-сиреневое вперемешку с тёмными кудряшками зелени; осторожно завернул к краям широкой керамической плошки…

— Что это? — выдохнула Ирис.

Порядком примятый сноп тонких веточек, покрытых нежными колокольчиками и встопорщенными, будто недовольными, игольчатыми узкими листочками, дрогнул и… раскрылся пышной кочкой, почуяв долгожданный простор. Словно крылья расправил. Словно вдохнул полной грудью почуяв свободу.

— Это вереск, сестрица. Ирландский вереск, — тихо сказал друид. — Взросший на земле долины Глендалоу, «Долины двух озёр». На земле твоих прадедов. На твоей земле. Когда садится солнце, тень от замка О’Рейли ложится на холм, усыпанный этими цветами. Замок зачарован и невидим для чужих, а вот тень от него очень даже видна, ведь солнце не обманешь. Твой мужчина решил — и, я думаю, правильно — что цветы вобрали в себя и память земли, и память о твоих предках, корнях… Он уверен, что тебе будет приятно увидеть их. Ведь на Острове беспорядки, ехать туда, повидать землю пращуров, сейчас опасно; а в твоём саду будет уже цвести кусочек родины.

У Ирис от волнения перехватило дыхание.

Райан отступил в сторону, а фея осторожно опустилась на колени перед чудесным подарком. Рядом неслышно подсел Пьер. Вдвоём они не сводили глаз с дивного зрелища: плошки с дёрном, вместившей в себя часть Зелёного Острова, его судьбы, сказок и верований, отголосков древних кельтских песнопений и звуков шажков маленькой Эйлин О’Рейли…

Медленно, с благоговением фея погрузила пальцы в землю, ставшую вдруг мягче пуха.

С другой стороны потянулся Пьер.

И руки их — там, под ластящимися к ним, словно котята, вересковыми корнями — встретились. Будто фей и фея собрались вместе вознести кусочек старой Ирландии над Миром; смотрите все!

Ирис обожгло и обдало холодом одновременно, да ещё и порядком тряхнуло. Где-то неподалёку охнул друид: значит, то, что она чувствовала, происходило не только на уровне ощущений, а было зримо для всех… Но рук своих она не отняла, потому что… Потому что так было правильно.

Лишь испуганно глянула на Пьера: неужели и он чувствует то же самое?

А с ним творилось что-то непонятное. По лицу бежала какая-то рябь, как по поверхности потревоженной воды; но вот она пропала, а черты стали чуть другими. Не то, чтобы совсем уж переменились, узнать его можно было. Широковатый нос истончился и стал более прямым, точёным, и покрылся россыпью ярких веснушек. Чуть приподнялись скулы, слегка изменились очертания неулыбчивого рта. Смуглость сошла разом, будто смыли знаменитый красящий состав феи, делающий из обычного мальчугана арапчонка. На этой алебастрово-белой коже веснушки, усеявшие нос и щёки, рдели особенно ярко. Но главное, главное…