Когда возвращается радуга. Книга 3

Прямые тёмно-русые волосы, дрогнув, завились кудрями и заполыхали рыжиной с каштановым отливом. Таким же, что с недавней поры затемнел в гриве самой Ирис. Зазолотились даже брови, дрогнувшие, приобретшие характерный излом, словно крылья летящей птицы… «Вразлёт», как говорится. Даже ресницы зарыжели, и стали густые, пушистые, как у девушки. А глаза, привычно светлые, серые — сделались чуть раскосыми, и сейчас меняли цвет, наливаясь изумрудной зеленью…

Что-то невнятно пискнула Мари. Стремительно шагнул вперёд друид, перехватил пошатнувшегося парня за плечи:

— Тише, тише, не вставай. Похоже, личина сходит, это всегда тяжело… Потерпи.

Присел рядом, поддержал. Глянул на Ирис быстро, остро.

— Я же говорил — родня… Ты и впрямь не догадывалась? Он тоже О’Рейли!

***

И опять в кабинете Председателя трибунала Инквизиции, более похожего на обиталище учёного мужа на покое, в креслах у камина расположились двое.

Нечасто случалось им вот так встретиться, поговорить… Уроженцы разных земель, ученики разных Наставников, путники разных дорог, они были связаны единой Идеей, единым Духом и Служением. Великий Инквизитор и его Советник. Совесть короля — и Странник, помогающий малым мира сего. В обыденности — брат Дитрих и брат Тук. Оба — в простых монашеских рясах, подпоясанных вервием; так называемые белые одежды служителей истины — всего лишь маскарад, предназначенный для впечатлительных непросвещённых. Могущество этих двоих не нуждалось в подтверждении, и уж тем более в выставлении напоказ.

— Значит, сила родной земли… — задумчиво молвил отец Дитрих. — Возможно, и непосредственная близость существа родной крови. Они же, как ты говоришь, соединили руки? Брат и сестра? Думаешь, это и было условием снятия личины?

— Возможно, даже не единственным. Заклятье Ясона сложно и многоуровнево, и предусматривает не только накладывание личины на неопределённый срок, но и многовариантность условий снятия. Даже обладая пророческим даром, трудно предусмотреть обстоятельства, в которых произойдёт взросление ребёнка и возможность стать, наконец, собой…

Простые селяне и странники, которым посчастливилось когда-то встретиться с братом Туком и получить от него защиту, благословение и несколько простых и сердечных слов в виде напутствия, вряд ли узнали бы его сейчас. И уж, разумеется, не поняли бы высокоумных рассуждений. Но таков уж был Странник: он с каждым умел разговаривать на его языке, без труда подлаживаясь под собеседника. Эта способность была дана от рождения, как и умение снискать безграничное доверие: каждый, встретивший Странника, бессознательно узнавал в нём черты самого близкого и дорогого себе человека: брата, друга, сына. А потому — раскрывал душу. Но никогда брат Тук не злоупотреблял этой, полученной свыше, властью над людьми, храня в душе один из важнейших постулатов для Одарённых: «Кому много дано — с того много спросится»…

Знания его были воистину безграничны. «Энциклопедичны», как выразился бы какой-нибудь учёный муж. И беседу с Главным Инквизитором, начитаннейшим мудрецом своего времени, он вёл на равных легко и непринуждённо.

— Думаешь, магу, наложившему подобное заклятье, трудно заглянуть в будущее?

На это замечание Тук лишь пожал плечами.

— Кто знает, может, и заглянул… Да ведь оно тоже многовариантно. Подозреваю, что в одном из них Искандер аль Маруф мог увидеть встречу брата и сестры. Или, возможно, появление юноши на родной земле, или обретение родственников либо покровителей, под опекой которых тот мог, наконец, обрести безопасность и раскрыть тайну своего происхождения… Этого мы уже никогда не узнаем. Можно было бы, конечно, попытаться вызвать дух заклинателя, поговорить, но я сильно подозреваю, что под именем Искандера, верного телохранителя Баязеда, скрывался некто, куда более могущественный, чем просто боевой маг. Заклятье Ясона под силу лишь познавшим высшие ступени мудрости и мастерства.

Поразмыслив, Великий инквизитор кивнул.

— Да, Баязед мог предусмотреть многое, оттого и приблизил к себе этого… Искандера заблаговременно, утаив от остальных его истинные умения и могущество. Что ещё тебе удалось разузнать, брат Тук? Я же вижу, тебя так и распирает, но ты намеренно растягиваешь удовольствие… А?

— Грешен, каюсь.

Странник пригубил старого эстрейского из согретого в ладони бокала. Сощурился от наслаждения собственной маленькой слабостью: любил тонкие вина, их аромат древности, их хитрость, развязывающую язык, их коварство, вызывающее обманчивую бодрость, на смену которой приходит предательская томность во всех членах. Их умение прояснять разум тому, кто готов отдавать им должное уважение и знать при этом меру…

Отставил бокал. С удовольствием оценил послевкусие.

Брат Дитрих, досконально изучивший его привычки, почти незаметно усмехнулся. Его долготерпение наконец-то будет вознаграждено.

— Итак…

Брат Тук глубоко вздохнул и начал неспешный рассказ.