Когда возвращается радуга. Книга 3

— Э-э, старый знакомый… — протянул бравый гвардеец и опустил клинок. — Мы ж час назад только распрощались, запихнув твоего красавчика пирата в тюрьму, а ты уж здесь! Что с дамой? Ребята, это свой… Давайте плащи, надо её уложить, пока то, да сё; да живее за докторусом и какими-нибудь женщинами, чтоб помогли. Быстро, быстро!

Али опустил Ирис на услужливо подстеленные прямо на мостовую плащи, бегло осмотрел.

Лиф платья и рукава оказались разорваны. Но глубокая борозда на шее, оставшаяся от срываемой цепочки, да и характерные ссадины на кистях говорили о том, что похититель не пытался удовлетворить свою похоть, а лишь сорвал с жертвы все драгоценные вещицы. Хуже было то, что на шее девушки появился цельный, словно литой, ошейник, без малейших следов застёжки или защёлки…

***

…Ей казалось, что всё это она уже видела когда-то.

Сырой подвал… Тюрьма? Возможно. Топчан. Солома под ногами. Окно под потолком, через которое просачивается тусклый свет, оттенённый красным. И страх, охватывающий исподволь, душащий, переходящий в панику. Никто не знает, что она здесь. Никто не поможет… Али, Кизил, где вы?

Как она здесь оказалась?

Почему ничего не помнит с той поры, как оглянулась на Фриду?

Шею холодит железо. Обруч. Или ошейник, будто рабский? Не разглядеть. Однако Ирис знает, что это такое: она не раз слышала от эфенди об артефактах, глушащих магию. Вот только она, эта магия бывает разной природы, и каждый ошейник настраивается заранее под жертву. Значит, целеустремлённо охотились на неё. На фею. И теперь ослепили магически, оглушили, лишив возможности сопротивляться, позвать на помощь…

Из-за разорванной горловины платья холодит шею. Амулет против чужого воздействия сорван. Без него она, считай, голая и беззащитная…

Подавив рыдание, рвущееся из груди, Ирис затрясла головой. Нет! Нет! Что бы ни случилось — она не должна показывать слабость. Как знать, может, за ней наблюдают, и только ждут момента, чтобы окончательно сломать… В конце концов, ей перекрыли только магию, но не отняли разум; у неё сильные руки и ноги, и в памяти свежи уроки Али… Она и без магии сможет за себя постоять. Во всяком случае — попытается. Знать бы только, кто против неё и сколько их. Это неведение хуже всего…

Отчего-то здесь, в сырости и холоде, вспомнился залитый горячит южным солнцем сад ТопКапы, аромат зреющих персиков, сочные шары гранатов… Уроки, и не только танцев. Свинцовые браслеты на руках и ногах. Наставления Луноликой.

Разве там, в Серале, в сущности, было лучше?

Та же тюрьма, только тёплая и комфортная. Но то же самое давление чужой воли, требование покорности… и полная неизвестность впереди.

«Вставай, Кекем» — словно наяву слышит она Айлин-ханум. «Давай, девочка, ты можешь…» И, стиснув зубы, поднимается со своего жёсткого ложа.

И сразу же лязгают замки и засовы. Скрипят дверные петли. В её тюрьму заходит человек в чёрном.

Один.

Дверь за его спиной прикрывается кем-то, отсюда невидимым.

Лицо того, кто вошёл, скрыто капюшоном, фигура невысокая и не низкая и скрыта просторным плащом, а потому — сразу не поймёшь, мужчина это или женщина. Но вот при ходьбе становятся видны сапоги, а кулак, из которого свешивается цепочка, явно мужской, крупный, покрытый рыжим редким волосом… Он торопливо стискивается — и тотчас ошейник сдавливает горло девушки так, что она едва может дышать.

— Ты мне покорна, — провозглашает Чёрный человек. — Ты — мой трофей, моя собственность, отныне и навсегда. Молчи, пока я не велю говорить. Покоряйся. Встань сюда, на середину.

Невидимая сила сдёргивает девушку с места. Заставляет пройти по центру камеры, повернуться, поднять и опустить руки, подчиняясь командам незнакомца и… лишает остатков самообладания. Она не в силах противиться, не в силах! Её душа словно попала в тело марионетки, которой управляет капризный кукловод.

— Голову опустить, — приказывает он. — Не смотреть. Отвечать на вопросы.

Ей хочется закричать, метнуться к нему, схватить за горло — нет, удушить она не сможет, но хотя бы обездвижит, зная особые точки на теле… Но все её усилия тщетны.

Слышны шаги: Чёрный человек подходит ближе. От него до Ирис — не более пяти футов, и с невольно склонённой головой она не может увидеть лица, только ноги в сапогах. На левом блестит золотая шпора… Но она замечает, что её похититель стоит напротив окна, в которое заглядывает закатное солнце, а потому — отбрасывает достаточно чёткую тень. И когда, услышав что-то за дверью, он в нетерпении оборачивается — за спиной у его тени будто сложены крылья… Нет, ей просто кажется: на самом деле человек не может…

Если только он не оборотень-нетопырь.

Или всё объясняется гораздо проще: он…

…просто горбат. Но при том выше Ирис на голову, а ведь горбуны чаще всего малорослы и скрючены из-за своего увечья.

— Итак, вот ты и передо мной. Фея. Вдова Аслан-бея, солнца восточной медицины, — размеренно говорит мужчина. Округлое «’г» позволяет узнать бриттский выговор. — Заставила же ты за собой побегать!.. Хочешь спросить? Говори, но только по делу.