Когда возвращается радуга. Книга 3

И опять всё, увиденное когда-то во сне, повторялось наяву: поворот в другой коридор, чистый и сухой, решётка с хищно поблёскивающими остриями, мелькнувшими перед тем, как послушно убраться в пазы в стене, и даже то, как пёс подтолкнул замешкавшегося в проходе Пьера. И стон неподалёку, больше похожий на плач…

А вот сейчас… да, сейчас покажется… покажется…

Впереди разинул зев новый проход в пещеру — ни чета коридорным, огромный, почти круглый, под широкой аркой, на которой предсказуемо засветился глазницами череп. Мошки, попадавшие в снопы мертвенно-зелёного света, сгорали на лету, не оставляя после себя даже пепла, только запах палёного. Смертоносные лучи хищно скользили вдоль стен, пересекали проход, будто выискивая чужаков. Ещё немного — и они доберутся до нежданных гостей.

Пёс глухо зарычал. Шерсть на его хребте приподнялась гребнем.

— Ишь, чует, что дело дрянь, — пробормотал Назар. И сосредоточился на путеводном клубке. По вещему сну он помнил: вроде бы надо что-то приказать этому прыгуну, но вот что?

Он ещё раз глянул на зловещие глазницы, и выпалил:

— Заткни черепушку! Просто заткни!

Запустив лохматый мячик в коварную дрянь, выхватил из кармана недоеденное яблоко. Что-что, а метать в цель он умел, не зря его Али натаскивал… Клубок залепил мёртвой голове один глаз, во второй влетел огрызок. Загудев, как пустой бочонок, черепушка пошла сетью трещин и осыпалась в прах.

— Всё точно, — прошептал Пьер. — Всё, как в том сне. А дальше мы ничего не видели. Ну, брат, придётся теперь самим…

Назар почесал затылок.

— А клубок-то пропал. Как выбираться будем?

Перехватил друга, рвущегося вперёд.

— Э, погоди! Глянь сперва, нет ли ловушек?

— Нет, вроде чисто…

Но пса, шедшего впереди, у самого входа в пещеру что-то отбросило. Тот аж взвизгнул — видимо, хорошо приложился. Однако даже магическим зрением побратимы долго не могли разглядеть преграду, пока не догадались посмотреть под ноги.

Вход пересекала меловая черта. Обычная жирная линия, начертанная грифелем на неровно обтёсанном камне, даже без каких-то знаков, сопровождающих заклятья для её долговечности. Но именно от этой черты, веяло злой силой, не пропускающей дальше. Чуждой. Тёмной. И, вроде как… Назар повёл носом. Душком тянет, гнилью какой-то… и серой.

— Неужто нежить гадит? — спросил сам себя растерянно. И аж подпрыгнул на месте, когда из темноты донеслось слабенькое:

— Кто здесь живой? Помогите, ради Христа! Помоги…те!

Голос сорвался до шёпота.

— Мари, я тут! — отчаянно вскричал Пьер и ударил кулаком в незримое препятствие. — Я иду!

Что произошло потом, они так и не поняли: просто послышался чмокающий звук, будто лопнула громадная перепонка, и побратим, увлекаемый силой собственного удара, ввалился внутрь, в темноту пещеры, едва удержавшись на ногах. Не раздумывая, Назар устремился следом. Но тотчас отшатнулся от волны смрада, ударившего в лицо.

Странно, до сих пор воздух подземелья не казался ни застоявшимся, ни спёртым. То ли в заброшенных шахтах до сих пор действовала система вентиляции, то ли часть ходов вела на поверхность или в подвалы, имеющие, в свою очередь, отдушины — но только до этого мгновения дышалось здесь легко. Но сейчас так и пахнуло гнилью, разложением… кровью… страхом… От этакой едкой смеси Назара даже слеза прошибла. Если бы не пёс, ощетинившийся, задрожавший, но ступивший вперёд на подкашивающихся лапах, он долго ещё не решался бы пройти дальше. Храбрость собаки заставила устыдиться собственной брезгливости. А тут ещё донёсся новый всхлип… и почти сразу — радостный вскрик:

— На…шёл, на…шёл…

Высоко подняв фонарь, Назар поспешил вперёд, но вдруг отшатнулся, едва не налетев на неожиданное препятствие.

Посреди пещеры, ощерившись с пьедестала, застыла страшная деревянная старуха. Впрочем, то, что он сперва принял за пьедестал или опору, оказалось мощным стволом то ли дуба, то ли граба, ошкуренным, но с остатками корней, отполированным, с подсохшими подтёками чего-то красного на основании. На высоте локтя ствол утончался и переходил в скульптуру. Контуры ног лишь слегка прорисовывались сквозь плоть мёртвого дерева, но чем выше, тем живее казались изгибы… нет, изломы уродливого старческого тела. Какой безумец приложил силы, чтобы выточить не образец красоты, а настоящее воплощение дряхлости, да ещё бесстыдной и отвратительной в своей наготе? Длинные космы кое-как прикрывали сморщенные груди, обвисшие пустыми мешочками под тяжестью крупных сосков; но не могли спрятать высохших бёдер и ягодиц, покрытых то ли корой, то ли лишайником — а может, неизвестный резчик пытался изобразить проказу? Невозможно было без отвращения видеть впалый живот и увядший лобок… да Назар и без того поспешно перевёл взгляд на лицо ведьмы — а кого же ещё? И вновь содрогнулся. Глаза на лице, застывшем в свирепой гримасе, тускло светились — вот-вот сверкнут и глянут гневно…