Когда всё началось

Взгляд задержался на книжном шкафе. Безумная мысль вспыхнула в сознании: может, в книгах скрывается что-то полезное? Но до них мне не дотянуться, сколько бы я ни старалась.

«Думай, Катя, думай…» — звенело в голове, пока я стискивала зубы до боли. Нужно было хотя бы немного приблизиться к полкам, но это казалось совершенно невозможным в моей ситуации. Проклятые наручники не давали мне свободы даже на сантиметр. Ничего не выйдет.

Взгляд метался по комнате, и вдруг я заметила столик неподалёку. На нём пепельница, карандаш и несколько сложенных листов бумаги. Если бы только мне удалось дотянуться до карандаша… В голове мгновенно всплыла дерзкая мысль: а что, если попробовать договориться с Эдиком? Убедить его снять наручники, а потом… я смогу ударить его, неожиданно, резко, остриём карандаша или пепельницей. Достаточно ли у меня сил, чтобы решиться на это? Смогу ли я его ранить? Я должна. Должна попробовать.

Всё тело болело, но я собрала волю в кулак и, напрягая руку, потянулась к столу. Каждый сантиметр давался с усилием, но карандаш был уже так близко…

И в этот момент дверь с протяжным скрипом медленно открылась.

* * *

Я замерла, все мысли улетучились. В воздухе повисло напряжение. В проёме появился Эдик, и его силуэт, освещённый сзади, казался зловещим. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Он вошёл и тихо закрыл дверь, как будто не хотел потревожить этот хрупкий, но мучительный момент. Я смотрела на него, и в груди нарастал холодный ужас. Он сел напротив меня, не торопясь, словно каждый его жест был частью тщательно выверенного ритуала. Я дернулась, и холод металла наручников снова врезался в запястья, и только это ощущение удержало меня от того, чтобы поддаться панике.

Эдик не сводил с меня глаз. В его взгляде читалась странная смесь нежности и безумия. Что же на самом деле он задумал? Что он сделает дальше? Каждый его шаг, каждое движение сейчас казались непредсказуемыми.

— Я уже думал, он никогда не оставит тебя в покое, — сказал он наконец, нарушив тягостное молчание. Голос его звучал неожиданно мягко, почти успокаивающе. Конечно, он говорил про Андрея и, без сомнений, его слова были полны тихой ненависти.

Я не знала, что сказать. В горле пересохло, все возможные слова застряли в горле. Всё, что я могла делать — это молчать, пытаясь не показать, насколько напугана.

— Ты ведь знаешь, — продолжил он, наклоняясь вперёд, — что я всегда был с тобой рядом. Он? Он ничего не делал для тебя. Андрей не заслуживает тебя, Катенька. — Последние слова он произнёс с такой горечью, что мне стало страшно. Я знала, что, если скажу что-то неправильное, ситуация может стать куда хуже.

Он ждал ответа. Ждал. А я не могла заставить себя говорить. Я смотрела на него, чувствуя, как в груди нарастает отчаяние. Я должна была выбраться отсюда. Любой ценой.

— Знаешь, что самое смешное? — Эдик вдруг рассмеялся, хотя в этом смехе не было радости. — Я любил тебя, Катенька. Всегда. С самого первого дня, как увидел. Я ждал, когда ты поймёшь. Но ты… ты выбрала его.

Он схватился за лоб, будто пытаясь сдержать какие-то мысли. В комнате повисла гнетущая тишина, только его тяжелое дыхание нарушало её.

— Я ради тебя всё оставил. Я переехал туда, где ты училась и жил в ужасных условиях. Я знал, что не смогу к тебе подойти… но я хотя бы видел тебя. Этого было достаточно. Тогда. — Он поднял глаза, полные отчаяния, смешанного с безумием. — Но больше я так не могу.

Он был рядом, и его присутствие ощущалось всё тяжелее. Я видела, как на его лбу выступили капли пота, как руки слегка дрожали. Он был напряжён.

— Эдик, — тихо начала я, боясь, что любое неверное слово спровоцирует новый взрыв, — ты должен отпустить меня. Это всё… ошибка. Ты не хочешь этого делать. Ты не хочешь причинять мне боль.

Я пыталась говорить как можно спокойнее. Мне нужно было хотя бы выиграть время. Он смотрел на меня с лёгким прищуром, и в его взгляде я уловила какое-то странное любопытство.

— Ошибка? — повторил он, будто обдумывая мои слова. — Ты не понимаешь. Ты не понимаешь, как долго я ждал этого момента. Я не могу просто взять и отпустить тебя, Катенька. Не могу.

Я вздрогнула, когда он вдруг резко встал и начал нервно ходить по комнате.

— Я столько раз представлял, как это будет. Мы вдвоём. Без него. Никакого Андрея! Только я и ты. И никто больше не сможет встать между нами.

Его голос становился всё более нервным, он словно задыхался от собственных слов. Я видела, как его переполняют эмоции, и боялась того, во что это выльется.

— Пожалуйста, Эдик, — сказала я чуть громче, сдавленно, — Всё не так. Ты не понимаешь. Я не могу… мы не можем быть вместе. Это неправильно.

Эдик остановился. Лицо его изменилось — следы мягкости исчезли, в глазах засверкала ярость.