Когда Шарип ушел, Зубаржат почему-то стало тревожно. Она несколько раз включала и выключала телевизор, ходила из угла в угол. Такой пустой собственная квартира ей никогда не казалась. «Не надо никаких денег, лишь бы только они жили здесь», — мелькнула мысль. Зубаржат долго не могла заснуть. Проснулась она от стука в дверь. «Это они», — подумала Зубаржат и вскочила с кровати, открыла дверь. На пороге стоял шофер Муртазали.
— Йорчами, Зубаржат-ада!
— Йорчами, — ответила Зубаржат разочарованно.
— Мать просила заглянуть.
— Да, я приготовила, заходи! Вот, бери два мешка.
— Спасибо большое. — Муртазали взвалил мешки на плечи и вышел.
— В ауле все в порядке? — спросила вслед Зубаржат.
— Все хорошо, год ведь урожайный!
В воротах он столкнулся с Хатимат. Она повернулась и долго смотрела в затылок уходящему Муртазали, будто он уносил на плечах ее собственное добро.
— Пришла узнать, как дела. Думала, квартиранты уже переехали. А что, Муртазали тебе что-нибудь привез в благодарность?
— Да ну, скажешь тоже… Ты ведь знаешь, я сама голодала и поэтому не могу видеть, как пропадает хлеб.
— Вай, когда ты наберешься ума?! Зачем тебе о других-то все время думать? Собираешь у людей остатки хлеба, сушишь… Лучше бы сама кур держала или продавала, что ли, эти отходы. Вот любительница даром поработать!
— Во-первых, я у людей не собирала. Это из больницы, в которой работала, беру, чтобы не выбрасывали. Во-вторых, у меня огород, кур не могу держать, а в-третьих, я не нищая, чтобы хлебные корки продавать.
— Да, да, знаем! Тебе же обязательно надо показать, что ты лучше и благороднее других. Да только людей не обманешь, лицемерка! О тебе небось никто особенно не беспокоится? А ты все о посторонних печешься. Корова Муртазали, которая пасется где-то в горах, тебе дороже родной сестры! А Супайнат хороша! Могла она послать тебе раз в три года масло или хотя бы овечий сыр?!
— Не надо мне, я, слава аллаху, голодная не сижу.
— С тобой говорить — что добро в пруд бросать, ничего не понимаешь. Послушай хоть сейчас меня, я научу, как себя надо вести с жильцами. Важно что? — Хатимат задумалась и села на край неубранной кровати. — С первых же дней сумей поставить себя. Не дай им забыть, что они здесь не хозяева. Увидела, например, что долго включен свет, — ничего не говори, но посмотри на них выразительно, выключи свет и уйди к себе. Затем дай понять, чтобы гостей к себе не звали…
— Короче говоря, и в туалет лишний раз пойдут — проконтролируй!
— А что? Таким дай мизинец — руку откусят! Вот, кстати, и они. — Хатимат встала, услышав стук в дверь.
— Это они, — тихо повторила Зубаржат и вытерла губы.
Хатимат открыла. На пороге стояла девушка с большим пакетом в руках.
— Зубаржат Максудовна здесь живет?
— Да, вы заказ принесли? — Зубаржат пропустила девушку в комнату.
— Я новенькая, поэтому еще всех не знаю. Вот ваш заказ, — девушка положила пакет на стол и достала квитанцию.
— Спасибо. — Зубаржат протянула деньги.
Когда девушка ушла, Хатимат возмущенно хлопнула себя по коленям:
— Нет, ну вы посмотрите на эту жадину! Ей заказы носят на дом, а она не хочет родной сестре добро сделать! Сколько прошу тебя, почему и на меня не закажешь?
— Да не могу я, — тихо ответила Зубаржат, — я же тебе не раз объясняла, что этот магазин для инвалидов войны. Но если хочешь, возьми мой заказ.
— И возьму, не все тебе объедаться, — сердито сказала Хатимат и сложила в сумку пакетики. — Спасибо за продукты. Счастливо!
Вздрагивая от каждого стука, Зубаржат целый день ждала своих квартирантов. Они пришли к вечеру.
— Ну, так как мы договорились? — прямо с порога спросил Шарип.
— Я не могу брать много со студентов. Сорок рублей в месяц.
— Ну, это несерьезно. Будем платить пятьдесят.
— Нет…
— Не надо, — вмешалась Саидат, — мой муж человек упрямый, пусть будет, как он сказал.
— Ну что ж, — согласилась Зубаржат, — пусть будет так, как хочет мужчина.
— А когда вы освободите комнаты?
— Зачем же их освобождать, сынок? Вы не дети, ломать не будете. Куда я вещи дену?
— Мебель совсем новая, — заглянула в комнату Саидат.
— Мне ее ставить некуда. Все, что есть, пока ваше.
— Хорошо, что этого не слышит сестра, — улыбнулся Шарип.
— Русло стонет, а речка все равно течет… Ну, дети, прямо сегодня и оставайтесь. Я приготовила творожное курзе, вместе поужинаем. Одной скучно!
Так они и остались. Дом Зубаржат ожил…
Шарип всегда говорил очень громко. Если ему делали замечание, он улыбался и отвечал: «В нашем ауле у всех такие зычные голоса. Говорят, что кандидцу нельзя доверить тайну: вдруг он шепнет ее кому-нибудь на ухо, и тогда ее узнает вся Авария». Вот и в тот день его голос гремел по всей квартире. Зубаржат невольно слышала каждое слово.
— Я сам себе приготовлю завтрак, ты же не выносишь запахов.
«Ах, вот почему она, бедняжка, такая бледная, — подумала Зубаржат. — А я все думаю, что она убежала из кухни, когда я вытащила сушеное мясо?»
Тут на пороге появился Шарип.
— Вот деньги, я получил, — он протянул ей две купюры.
— Это много, мы так не договаривались.