Со стуком падают на крышку гроба комья земли. Уже не видно белых досок. Алексей вздрагивает, — так неожиданно раздается залп почетного салюта. Еще и еще раз. Теперь перед ним только холмик глины, под ним лежат оба — отец и Максим.
И только теперь мать падает на землю без крика, без слов, без звука, как срубленное дерево.
Алексей опускается на колени и кладет ее голову себе на плечо. Женщины помогают. Откуда-то приносят воду, и под ее холодными брызгами мать открывает глаза. И снова, как раньше, в молчании встает и смотрит на холмик рыжей глины. Человек в форме и другой в такой же кожаной куртке, как отец, что-то говорят матери. Алексей не слышит слов. Он терпеливо ждет, чтобы они кончили. А потом берет ее под руку и говорит взрослым, серьезным голосом:
— Пойдем, мама.
Мать минуту словно не понимает, что от нее хотят, но потом кивает головой и позволяет сыну увести себя. Алексей чувствует, как тяжело опирается она на него, и это наполняет его грустной, мучительной гордостью. Они медленно идут вдоль улицы домой.
Дома. В углу лежит недошитый костюм управляющего мельницей и на доске стоит давно остывший утюг. Мать подходит и кладет на утюг руку — осторожно, ласково. Ее глаза смотрят куда-то в пространство.
— Тебе нужно лечь, мама, — говорит Алексей, и мать слушается его. Он подводит ее к кровати, снимает туфли, к которым прилипли рыжие комья глины. Укрывает ее платком.
— Спи, мама.
Мать всматривается в него. Привлекает его ближе к себе. Еще раз внимательно смотрит в глаза, на его втянутые щеки.
— Какой ты уже большой, сынок, — говорит она тихим голосом. Веки опускаются на глаза, она засыпает.
Алексей подходит к окну и смотрит на улицу. Напротив, на домике, где разместился местечковый совет, развевается красный флаг. Теперь он там уже и останется.
Сын комиссара Дороша суровыми глазами смотрит на входящих и выходящих людей. Он кусает губы и чувствует на них вкус крови и еще какой-то горький привкус — неужели той глины, которая придавила отцовский гроб?
По улице пробегают мальчишки. Они по привычке оглядываются на окно, из которого смотрит Алексей. Но его не тянет к ним. Он уже взрослый, сын комиссара Дороша, повешенного белыми.
III
В отцовской мастерской поместился жилец, машинист Иван Сергеевич. Иногда его нет по целым дням — уехал. Тогда Алексей осторожно входит в комнату. Все в ней переменилось. И даже запах куда-то исчез, теплый запах утюга, острый аромат прижженной материи, — пахнет кожей и едва уловимо одеколоном, приятным и свежим. На полочке возле окна лежат книги, на столике портрет Ленина. Комната чужая, будто здесь никогда не работал отец. Алексей садится за книжку. Уже некому говорить суровым голосом: «Учись!» Но теперь-то Алексей учится усидчиво, усердно, упорно.
Школа тоже стала иной. Учитель больше не появился. Теперь там хозяйничает Варвара Александровна, светловолосая девушка в коротком жакетике и барашковой шапке. И целая куча учителей, молодых людей и женщин, и только один старичок с вечным насморком, ни зимой, ни летом не снимающий калош, Петр Иваныч.
Алексей учится. Усидчиво, упорно, неизвестно откуда добывая книги, карты, учится вещам, которые вовсе и не входят в объем школьной программы.
— Очень способный этот Алексей, самый способный из всего класса, — вздыхает Варвара Александровна. — Только… какой-то странный.
Алексей влюблен в Варвару Александровну. С третьей скамьи, где он сидит, на учительницу устремлен его взгляд — упрямый, сумрачный, не детский.
Когда Варвара Александровна смеется, на ее переносице проступает маленькая голубая жилка, смешная и трогательная. Светлые волосы мелкими завитками рассыпаются вокруг розового лица, она отводит их маленькой шершавой рукой — руки огрубели от стирки, уборки, стряпни. Варвара Александровна живет одна и сама делает все. Платье всегда одно и то же, синее, уже лоснящееся сзади и на локтях, но на шее белый чистенький воротничок и бант с голубенькими цветочками.
На ее уроках Алексей делает все точно из милости. Замедленной ленивой походкой идет к доске. Доска плохо покрашена, мел ломается и сыплется. Алексей раздраженно пожимает плечами. Учительница смотрит на него с некоторым испугом.
— Мне всегда кажется, что он хочет обругать меня или устроить какой-нибудь скандал, — жалуется она товарищам.
— Вы все выдумываете какие-то истории, — отмахиваются они от нее.
Что же, мальчик как мальчик. Правда, очень способный, правда, у него неизвестно откуда масса сведений, но в конце концов он не так уж отличается от всей этой толпы школьников, наполняющей хохотом и шумом школьное помещение.
Однажды, когда она колет дрова во дворе своего дома, появляется Алексей. С минуту он смотрит на ее работу, и топор сразу начинает вырываться у нее из рук, задевать сучки. Варвара Александровна краснеет и кладет его на пенек. Не говоря ни слова, Алексей подходит и берет топор, быстро и ладно летят щепки, колотые дрова укладываются ровными рядами, — это-то он умеет, у него хватает практики дома.
— Оставь, Алеша, я сама, — протестует она, но Алексей пожимает плечами.
— Чего там… Наколю.