Когда загорится свет

Вдруг лицо учительницы меняется, смех обрывается на полуноте, глаза становятся внимательными: Варвара Александровна прислушивается тоже. На улице кто-то небрежно насвистывает мотив знакомой песенки. Мать продолжает разговор, но девушка рассеянна, отвечает невпопад. В Алексее вдруг пробуждается подозрительность. Он внимательно следит за изменениями круглого розового личика. Учительнице, видимо, хочется уйти, но неловко прервать разговор. Посвистывание удаляется, и розовое личико меркнет. Алексей прислушивается как бы ее ушами, — нет, уже ничего не слышно, звуки растворились в вечернем воздухе. И Варвара Александровна любезно разговаривает с матерью, но ее смех звучит теперь не так весело, немного искусственно и натянуто. На другой день Алексей встречает в аллее, ведущей к школе, Варвару Александровну. Рядом с ней идет, небрежно ударяя себя по ногам мимоходом сорванной веткой, Семен Семенович Ребров, высокий худой учитель литературы, прозванный Жирафом. Они так заняты разговором, что не заметили мальчугана, скрывшегося в тени придорожных деревьев. Жираф высок, и Варвара Александровна, разговаривая с ним, поднимает лицо, как воробышек, пьющий воду. Личико ее сияет улыбкой, и Алексей, не различая слов, слышит в ее голосе теплые интонации.

В этот вечер он долго лежит без сна, лицом к стене. Мать еще шьет, в свете керосиновой лампы на стене ясно выступают неровности штукатурки, темные трещины, комочки мела. Алексей блуждает глазами по этой бесконечной пустыне и чувствует горечь во рту. Вот тогда-то и рождается решение, что он больше не будет колоть дрова. Этого еще не хватало!

Варвара Александровна уже привыкла, что запас дров в сарае постоянно пополняется, привыкла к стуку топора, и, когда в один прекрасный день убеждается, что за колку дров приходится взяться самой, она удивлена. Потом, встретив Алексея, она, чтобы завязать разговор с этим мальчиком, с которым ей так трудно разговаривать, спрашивает:

— Что же ты, дровосек, не приходишь больше дрова колоть?

Алексей смотрит на нее исподлобья. Завитки светлых волос, прозрачные глаза, ямочка на правой щеке — круглая, очаровательная, как углубленье в лепестке цветка. Он с удовольствием ударил бы ее, самую дорогую, самую красивую, единственную в мире. Но он только говорит мстительным злым голосом:

— Пусть Жираф колет.

Учительница не понимает.

— Что ты говоришь, какой жираф?

— Ну, этот, Ребров…

Яркий румянец пламенем залил нежное лицо. Дерзкий ответ Алексея так неожидан, что учительница на минуту задыхается и ловит губами воздух, как выброшенная на песок рыба. Наконец, она разражается:

— Ты злой, скверный мальчишка! — поворачивается и быстро убегает. Каблучки стучат по тропинке. Алексей стоит неподвижно и смотрит на нее с мрачной, недоброй радостью в сердце.

Только позже в нем пробуждается досада и злость на самого себя. Теперь он все испортил и навсегда. Никогда уже не сможет он сидеть и слушать ее голос в комнате матери, не сможет ни наколоть дров, ни принести воды в ее маленькую квартиру. Алексей чувствует такую боль, что ему кажется, ее невозможно выдержать, нужно умереть сейчас же, немедленно.

Теперь наступают другие дни. Варвара Александровна ведет себя словно ничего не случилось. Она продолжает приходить к матери и добродушно кивает головой Алексею и весело смеется своим серебристым смешком так, что волосы рассыпаются мелкими завитками вокруг ее лица.