Когда закончится война (СИ)

Скашиваю глаза в сторону и замечаю, что вожатая судорожно листает непослушными от раздражения пальцами телефонную книгу. Видно, пытается там откопать номер моего отца. Пусть поищет.

Опускаю глаза и тупо смотрю на чистый лист бумаги, услужливо поданный мне Светой. Понятия не имею, что можно написать в свое оправдание. Кинулась драться из-за нанесенного мне оскорбления? Но ведь это не причина для драки. Тогда почему я вдруг накинулась на Лидку?

Однако надо что-то написать. Открываю зубами колпачок ручки и вывожу в начале листа: «Объяснительная». Хочется еще подписать «Дело №…» и срок заключения. Тихо фыркаю, вообразив себе выражение лица Лидки, если бы на меня, ее обидчицу, завели уголовное дело. Отчего-то мне кажется, что все вокруг считают, что мне самое место в колонии для несовершеннолетних.

Краем глаза замечаю, что Света уже отыскала номер и теперь быстро и нервно бьет своими длинными пальцами по кнопкам служебного телефона. Я очень удивлюсь, если отец ей ответит сразу. Обычно на звонки он отвечает раза с третьего.

— Написала? — спрашивает вожатая, кивая головой на лист бумаги.

Отрицательно качаю головой и наклоняюсь над столом. Интересно, мне сильно влетит от отца? Ну да ладно. Семь бед — один ответ.

Опускаю ручку на бумагу и вывожу на ней следующие строки:

«Я, Виктория Ковалевская, напала на Лиду Рыжую из-за ее несправедливого обращения с людьми и отчасти из-за плохой энергетики этого места, в коем я сейчас вынуждена отбывать срок наказания. Уверяю, что Лидка получила по заслугам. Но вообще-то животных я не обижаю.»

Зарываю ручку колпачком и кладу к себе в карман. Она красивая, с золотистым набалдашником и выгравированной на английском надписью на колпачке. У Светы их много. Возьму одну — даже не заметит.

Пробежав глазами по строкам, нахожу текст хорошим. Кладу лист на середину стола и поворачиваюсь к вожатой. Она стоит, прижав трубку к уху, и нервно теребит телефонный провод. Даже отсюда я слышу, как из трубки раздаются ровные медленные гудки.

Мне становится скучно. Оглядываю кабинет в поиске чего-то интересного. Кабинет очень необычный. Он больше смахивает на гримерную в цирке, чем на вожатскую. Угла в этой комнате всего два — по бокам от двери, в которую мы вошли, последние два закругленные. Совершенно отсутствуют окна, весь свет излучает большая люстра под потолком с яркими красочными плафонами. Вдоль стен расставлены стеллажи, на которых навалено бог знает что: свернутые в трубку плакаты, коробки, краски, елочные шары и книги. В центре комнаты стоит большой дубовый стол, по-видимому, залакированный. Полы покрыты коврами. Опускаю взгляд и вижу выглядывающие из-под стола тапочки в виде морды плюшевого медведя. Не могу скрыть улыбку, представляя себе Свету в этих милых тапочках. Уж как-то не вяжется в моей голове этот образ.

— Это что?

Поднимаю голову и вижу перед собой Свету, которая сидит за столом и двумя пальчиками, словно что-то противное, держит мою объяснительную. В глазах ее читается удивление и что-то еще, смешанное с любопытством.

— Объяснительная, — отвечаю я, в упор глядя на вожатую.

— Хорошо, пусть так, — вздыхает она, откладывая несчастную записку на угол стола.

Около минуты мы сидим, не проронив ни слова. Все это время Света, не отрываясь, смотрит прямо мне в затылок, отчего мне становится не по себе. Я специально отвернулась от нее, не желая лицезреть лицо этой, до недавнего, милой женщины.

— Ну? — наконец произносит Света, и я понимаю, что в ней накипело. — Так и будем молчать?

Молчу, усиленно делая вид, что меня тут нет, и сосредоточенно разглядываю узор на ковре.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что твое поведение чересчур эксцентричное?

Удивленно поворачиваюсь к ней и поднимаю одну бровь. Эксцентричное? Серьезно? Так мягко о моем поведении еще никто не выражался.

— Довольно в гляделки со мной играть! — восклицает вожатая, хлопая ладонью по столу.

Света встает и, складывая руки на груди, прохаживается по своему полукруглому кабинету.

— Без тебя мне проблем мало как будто… — начинает она, и я понимаю, что залипла тут надолго. — С утра пропадаешь где-то, пропустила праздничный митинг, а когда объявилась, устроила драку в столовой! Где это видано, что ребенок приносит проблемы ровно как своим присутствием, так и отсутствием!

Пытаюсь вникнуть в смысл ее слов и понять, про какой митинг она говорит. А, наверно, про то возложение несчастной гвоздики к обелиску, расположенному на территории лагеря…

— Я звоню отцу, — докладывает Света и срывает телефонную трубку, делая пятую попытку дозвониться до моего предка.

Все это мне порядком начинает надоедать.

— Светлана Юрьевна, — доносится голос из-за запертой двери. — Светлана Юрьевна!..

Вожатая берет ключ и подходит к двери. Наблюдаю за тем, как она не может попасть в замочную скважину.

— Что случилось? — спрашивает она стоящего на пороге низкорослого мужчину. Не без злорадства отмечаю, что Света как-то вся напряглась, словно ожидая услышать про еще одного нарушителя дисциплины.

— Лилия Михайловна ждет вас, — докладывает мужчина, с интересом поглядывая в мою сторону.