Она делает несколько снимков. Я проверяю ее работу, и мне делается грустно. Трудно себя разглядеть, в заведении темновато. Я лениво выбираю снимок, на котором кажусь себе более естественной, и загружаю его в Сеть, применив для осветления фильтр Clarendon.
Отложив телефон, я стараюсь понять, почему с самого утра не в настроении.
– Спасибо, что не ляпнула вчера, что меня сократили, – говорю я Нане.
– Как, ты скрываешь увольнение от подруг? Не обижайся, но это ты зря.
Я втягиваю голову в плечи.
– Знаю. Но если бы я сказала правду, Ола обязательно наябедничала бы своей мамаше, та – моей, и на меня такое бы обрушилось!
– Все равно ты не сможешь утаить это от матери.
– Не беспокойся, скоро я поступлю на работу в Larrson. – Я молитвенно складываю ладони.
– Теперь об Оле, – медленно произносит Нана и прикладывает к уголку рта салфетку. – Знаю, вы никогда особо не ладили, но вчера она уж слишком тебя приложила. В чем дело?
– Точно не знаю. Начинаю думать, что дело не только в предродительской вечеринке Кеми.
– Час от часу не легче! – Нана перестает есть. – Там что-то произошло?
Я кусаю губы. Зачем увиливать?
– Не хотелось делать из этого проблему. Просто когда я сказала, что не хочу, чтобы тетя Дебби с кем-то меня знакомила, Ола на меня напустилась, назвала консервативной и узколобой при Дебби и при маме.
– Серьезно? – расширяет глаза Нана.
Я киваю.
– Знаешь как обидно? Она так на меня набросилась! А я, как водится, повела себя бессловесной овцой.
– Зря.
– Да, но перед этим тетя Дебби опять напомнила ей о моем дипломе. Так что на самом деле Ола могла рассерчать на нее. Понимаешь, когда мы были детьми, тетя Дебби то и дело нас сравнивала. Например, однажды Оле поставили «отлично». Ей не терпелось похвастаться своим подвигом матери, но тетя Дебби осталась равнодушной. «Раз вы с Инкой учитесь в одном классе, то почему бы тебе тоже не успевать», – вот что она ей тогда сказала!
– М-да… – Нана корчит гримасу. – Выходит, у вас с Олой давно так? Вы никогда не были близки? – Она облизывает большой палец.
– Вообще-то нет. В школе она больше дружила с Рейчел, обе интересовались косметикой и прическами. А я была зубрилой. – Я усмехаюсь, хотя на душе лежит камень.
Нана медленно кивает.
– Хотя иногда она поступала хорошо. – Я откашливаюсь. – Я тебе рассказывала, как надо мной смеялись из-за моей темной кожи. Тогда Ола заступилась за меня и разогнала насмешниц.
Нана молча размышляет.
– В универе она тоже была такой. Помнишь, как она вцепилась в парня в кафетерии?
– Который обсчитал меня на пятьдесят пенсов?
– Ага! – смеется Нана. – Повисла на нем, всю душу вытрясла!
Теперь смеемся мы обе. Я откидываюсь на диванчике.
– Знаешь что? Я хотела поступить в университет вместе с Олой. Мы с Рейчел учились в Астоне, и поступление в Оксфорд могло бы больше нас сплотить. Но потом она познакомилась с Джоном, и все мы знаем, как закончилась эта история. Честно говоря, после моего выпуска наши отношения ухудшились. Тетя Дебби никогда не упускала случая это подчеркнуть.
Я отгибаю краешек ямайского флага и выглядываю в окно. Мне самой странно слышать, как я об этом рассказываю; наверное, я долго скрывала свои чувства даже от себя самой. Как я умудрилась так запустить отношения с собственной кузиной?
– Не забудь, что она Дева, – напоминает Нана. – Девы иногда напускают на себя холодность, но это просто способ самозащиты. Все, я иссякла.
– Давай поговорим о чем-нибудь еще. Например, о твоем бизнесе. Какой у тебя план? Я могу как-нибудь тебе помочь?
Нана пододвигается вместе со стулом, чтобы не преграждать дорогу клиенту. Я успеваю заглянуть к нему в тарелку: козленок с карри, рисом и горошком. Пальчики оближешь!
– Надо найти место, потом провести кастинг моделей. И конечно, сама одежда. Выкройки более-менее готовы. Я несколько месяцев делала наброски. Знаешь как я назову свою коллекцию? «Королева-мать»! – Она горделиво улыбается.
– «Королева-мать»? В честь английской королевы?
– Ну нет! – Нане смешно. – Я вдохновляюсь своим ганским наследием. В доколониальные времена «королевами-матерями» называли влиятельных деревенских жительниц. С приходом Белого Человека с их властью было покончено. Но спустя долгие годы традиция стала возрождаться. – Она поднимает свою баночку крюшона, как для тоста. – Моя коллекция – дань уважения им, могучим крутым особам, и жителям деревень, которых они помогали воспитывать.
Я стукаю своей баночкой о ее.
– Звучит захватывающе, мне нравится. Знаю, у тебя все получится.
– Ладно, это все по части веселья, – продолжает она. – Но предстоят и скучные дела, вроде регистрации компании и поиска спонсоров – я, кстати, не представляю, как к этому подступиться.
– С этим тебе сможет помочь моя тетушка Блессинг. Ты же знаешь Блессинг, судебного адвоката? Она суперсмышленая, с кучей связей. Прямо сегодня ей позвоню.
Нана облегченно вздыхает.
– Отлично, спасибо. Ты очень меня обяжешь.