Когда запоют мертвецы

Хлопнула дверь, и повеяло свежестью земли после дождя и росистой зелени. Рука с тонкими длинными пальцами нырнула Дисе под затылок и приподняла, вторая поднесла к ее губам миску с водой. От холода загудела макушка и свело зубы, а горло онемело. Стылые струйки потекли по подбородку и смочили одеяло. Диса закашлялась и снова откинулась на соломенный матрас.

– Вот забавно, – сказала она, – сначала я тебя выхаживала, а теперь ты меня.

Лауга отставила плошку и улыбнулась одними губами. Ее длинные волосы золотистым плащом лежали на плечах. Ворот синего платья был застегнут серебряной фибулой с большим желтым камнем.

– Возвращаю долг, – прошелестела аульва. Под ароматами леса и свежести прятался другой – знакомая крепость табака.

– Сейчас бы понюшку…

Лауга извлекла из мешочка на поясе табакерку, инкрустированную мелкими блестящими камушками, взяла оттуда своими тонкими пальцами чуть табака и дала Дисе втянуть. От этого вдоха в голове пасторши наступила полная ясность. Она чихнула дважды, и по телу разлилось облегчение.

Диса не стала спрашивать Лаугу о ребенке. Она и так знала, что потеряла его. Хорошо, что от аульвы, ставшей матерью два года назад, уже не пахло молоком и сладостью, не дразнило ароматом нежной детской головки.

Диса ощупала себя под одеялом: сухо. Боли не осталось, даже крошечки. Внезапно она расстроилась, затосковала по этой муке, которая осталась ей взамен утерянной тяжести. Лауга отошла к очагу, достала из мешочка на поясе вырезанную из кости трубку и, набив ее табаком, взяла щипцами крошечный уголек. Яркий отсвет лег на ее лицо. В глазах рассыпались искры, от костяной чашечки потек в бадстову дым. Эйрик тоже курил трубку, и от этого воспоминания у Дисы заныли зубы, как от холодной воды.

– Надо же, – задумчиво протянула Лауга, – ты пришла в себя, и дождь кончился. Не чудо ли Божье…

– Сколько я проспала?

– Ты не спала. Ты три дня болталась между жизнью и смертью, все никак определиться не могла.

– Плохо я как-то определилась.

На это Лауга ничего не ответила. Она дала Дисе выпить отвар, от которого ту дернуло куда-то вперед и вверх, а день вновь померк.

Пасторше показалось, что она заснула всего на минутку. Закрыла глаза и открыла, но Лауга за это время успела сменить платье и убрать волосы в сложную аульвью прическу. Вот же делать нечего, подумала Диса. Аульвы живут себе беззаботно в скалах и горя не знают. Всего у них в достатке! Легкость эта вызывала в ней сейчас только злость и досаду. Хотелось крикнуть в чистое лицо: «Чего ты пришла?! Не видишь, сколько горя в этом доме!» Но аульвов, раз уж они явились, прогонять не следует.

– Ты почти здорова, – обратилась к ней Лауга. – Силы вернутся, дай срок. Это случится тем быстрее, чем скорее ты встанешь.

– Значит, они совсем не вернутся.

– Будешь лежать?

– Да, пока Спаситель заново не вернется искупать грехи человеческие. Тогда я его встречу и скажу, чтобы искупил грехи всех, кроме подлеца по имени Эйрик. Его пусть отправит гореть в аду, ибо под ним подстилается червь, и черви – покров его[14].

Лауга расхохоталась чистым и звонким смехом, откинув назад голову с тяжелыми золотыми кудрями, в которых поблескивал серебряный гребень.

– Осторожнее, – предупредил Магнус, входя в дом. Следом за ним шагали вымокший, как воробей, Арни и робкая Стейннун. – Пророка Исаию перепилили деревянной пилой за его пророчества.

Дисе все-таки пришлось сесть. Не встать – тут она была непреклонна, – но хотя бы принять удобное положение для принятия пищи. А есть она хотела страшно. Так собака, месяцами скитавшаяся по пустошам и прибившаяся к случайному хутору, глотает, не жуя, все, чем ее угощают сердобольные крестьяне. Мясо, что приготовила Лауга, было нежным и горячим, а кислая сыворотка – холодной. Пока она ела, Арни коротко пересказал, что произошло.

После того, как стражники ушли, не раскрыв морока, Стейннун вылезла из-под кровати, где пряталась. На Дисе лица не было.

– Ты не смотрела злыдней, – пояснил Арни без обиняков, – просто тебя там, внутри головы, словно совсем не было. Ты была точно драуг.

Велев никому ее не беспокоить, пасторша полезла на чердак и просидела там до вечера, когда Арни со Стейннун нашли ее без сознания в луже крови. Тогда-то мальчик и вспомнил, что на черном пляже стоит хутор Магнуса и Лауги, и послал Стейннун к ним за помощью. Аульва остановила кровь и три дня ходила за Дисой, пока та не пришла в себя.

– Тебе сейчас и вправду лучше не вставать, – заметила Лауга. – Мы с Магнусом придумаем, как вытащить Эйрика, а после заберем вас с Арни и Стейннун к себе.

– Даже если бы я встала, то и пальцем не пошевелила бы для этого негодяя! – от собственного крика снова разболелась голова, и Диса опустилась на матрас.