Когда запоют мертвецы

Магнус огляделся. Да нет, ничего, чепуха… Ему померещилась серая кошка с пушистым хвостом, что сиганула откуда-то из-под колес. Но он не спал целую ночь, голова была точно каменная. Даже если кошка была, что им за дело до нее? Эйрик терпеливо ждал, пока Магнус расскажет, что заставило его остановить повозку, но тот лишь отмахнулся.

Остаток пути никто не пел, и преодолевать его пришлось в мрачной тишине.

…Хабнир выглядел гораздо пристойней того места, где обитала Гюнна. Хутор с одной стороны был стиснут морем, а с другой – безжизненной пустошью, что тянулась на много миль на восток. Несколько тесно прижавшихся друг к другу домов охотно подставляли солнцу зеленые покатые крыши. На веревках сушилось, хлопая на ветру, белье, и от него в лица подъезжающих гостей летели мелкие капли. Громко переговаривались между собой молодые работницы, прижав к бедрам корзины со стиркой. У девушек в волосы были вплетены цветы как напоминание о первом дне лета. Они бросали заинтересованные взгляды на гостей и улыбались им удивленно и открыто – так радуются незнакомцам все молодые люди, которые годами видят перед собой одни и те же лица. Пройдет пара недель, и работники смогут выбирать: уйти от своих нанимателей в поисках лучшей доли или остаться на привычном месте, так что среди батраков чувствовалось оживление.

В одном из домов что-то готовили: сквозь отверстия в крыше и небольшое окошко валил навозный дым. Несколько человек внесли внутрь крашенный белой краской деревянный гроб. Вероятно, там жила вдова Корта.

Церковь Киркьювогс, куда направлялись молодые пасторы, располагалась почти у самого моря. Вокруг каменной ограды, разрушенной с одной стороны и заросшей травой с другой, паслись грустные исхудавшие овечки, с которых состригли зимнюю шерсть. Они неторопливо жевали молодые побеги, дергая ушами от удовольствия. Отсюда хорошо просматривались побережье и выстроившиеся вдоль кромки воды пустые рамы для сушки рыбы, с которых свисали обтрепанные веревки. Магнус и Эйрик с большим облегчением обнаружили пухлую лошадку, скучавшую у коновязи, – значит, местный священник из Утскалара приехал, чтобы навестить эту часть своего прихода.

Священник оказался крепким, нестарым мужчиной с аккуратно подстриженной светлой бородой, яркими голубыми глазами и крупным мясистым носом. Молодые люди застали его за починкой церковной крыши. Пастор встретил гостей с радушным удивлением. Работал он в одной рубашке, стоя на хлипкой деревянной лесенке. Хотя утренний воздух все еще был прохладным, а от моря тянуло соленой сыростью, под мышками у преподобного Одда – его имя они выяснили по дороге – темнели пятна пота.

Эйрик спешился, а Магнус отстегнул вожжи от уздечки и снял со своей кобылы хомут. Преподобный Одд с широкой улыбкой шагнул к молодым людям, разведя руки, словно для борьбы или для объятий, но заметил лежащее в сене тело, и улыбка покинула его лицо. Он размашисто перекрестился открытой ладонью и вздохнул.

– Одно печальное известие за другим… Кто это несчастная душа?

– Гюнна Энундардоттир, преподобный, – пояснил Эйрик. – Мы с моим другом нашли ее мертвой в собственном доме.

Пастор серьезно кивнул:

– Завтра отслужу по ней службу сразу после Корта. Хоронить придется за счет прихода, хотя, боюсь, местным это не понравилось. Гюнна не пользовалась большим расположением… Хотите выпить, господа? Вы проделали нелегкий путь.

Отдохнуть после бессонной ночи и монотонной езды было приятно. У Магнуса ныла спина из-за непривычной посадки, и голова гудела. Эйрик не подавал признаков усталости, но между бровей у него пролегла морщинка, выдавая его озабоченность. Им предстоял непростой разговор со священником, но похоронить зверски убитую женщину без надлежащих предосторожностей они не могли.

Обойдя церковь с юга, все расположились прямо на полуразрушенной каменной стене. Сквозь булыжники пробивались зеленые побеги и просачивалась влага, ветер с моря холодил спины. Пастор Одд вытащил из седельной сумки фляжку с крепкой брагой и несколько кусков копченого мяса. Несколько овец подошли проверить, нет ли у людей ничего съедобного. Из их ртов торчали стебли осоки – горькой травы, спасающей скотину весной. Не найдя, чем поживиться, ярки отошли в сторону и снова принялись набивать животы.

Чтобы сразу не заводить речь о покойнице и обстоятельствах, при которых Магнус и Эйрик ее нашли, мужчины поговорили о своих приходах и о том, что предстояло молодым пасторам в ближайшее время. Преподобный Одд вспомнил, как сам сделался пастором, будучи немногим старше тридцати, и какой это был страшно волнительный момент. Теперь на его плечах был весь приход Гриндавик, и сюда, в Церковную бухту, он наведывался нечасто. Преподобный поинтересовался, за какими приходами теперь будут надзирать новоиспеченные священники, но ответы выслушал без особого любопытства. Гораздо сильнее ему хотелось поговорить о том, как его собственным прихожанам не хватает щедрости и широты души. «Не мне, конечно, их осуждать», – тут же добавлял он, но все же именно этим занимался на протяжении всего перекуса.