Расклад был не в пользу Магнуса: тот уступал товарищу в силе, но всем своим видом давал понять, что не станет мириться с произволом. По лицу Эйрика же никогда нельзя было понять, шутит он или говорит всерьез. Его выходки в школе нередко выходили из-под контроля, достигали той точки, когда переставало быть смешно и становилось страшно. Временами Магнусу казалось, что в его друге живут как будто два человека. Один был простым и веселым, иногда заносчивым, но в целом беззлобным парнем. Но был и другой Эйрик – тот, который не умел останавливаться. Тогда веселые шутки перерождались в навязчивую идею, становились единственным голосом, который Эйрик слышал, – как тогда, со стариком из Бискупстунги. В тот раз ни Магнус, ни Боуги не признались, что им вовсе не хотелось идти на кладбище за книгой. Когда тебе пятнадцать, страшнее всего прослыть трусом в глазах товарищей. Магнус даже не был уверен, что самому Эйрику этого хотелось. Просто настал миг, когда он уже не мог повернуть назад, даже если бы пожелал…
Сейчас Магнус гадал, на какого именно из двух Эйриков он смотрит.
– Она очень чистая, – вдруг заметил тот.
– Прости? – Магнус растерялся и от неожиданности ослабил хватку. Воспользовавшись этим, Эйрик дернул завязки, открыв шею и область ключиц покойной. Оба парня замерли, уставившись на обнажившийся участок кожи. Магнус сглотнул и медленно выдохнул:
– Ты знал?
– Нет. Но догадывался, что здесь что-то не так.
Когда Эйрик полностью развязал тесемки платья, оказалось, что все тело под тканью покрывали черно-бурые синяки. Особенно досталось шее и груди – та стала такой темной, что сосков было не различить. Эйрик осторожно сдвинул ткань с рукавов: предплечья украшали кровоподтеки, словно женщина носила слишком тугие браслеты. Иллюзия безмятежной смерти во сне развеялась. Любому, кто взглянул бы на это тело, стало бы очевидно, что Гюнна отчаянно боролась за свою жизнь, а умерла в агонии от побоев.
– Никогда прежде такого не видел, – признался Магнус, и Эйрик кивнул:
– Я тоже.
– Если ее убили, почему не избавились от трупа?
Эйрик помолчал, размышляя.
– Если бы мы не приехали, сколько прошло бы времени до похорон? – спросил он наконец. – Если верить Натану и Оулаву, у Гюнны не было друзей и родственников… Утварь у нее такая скудная, что не позарился бы даже самый отчаявшийся грабитель, не говоря уж о том, что не всякий доберется сюда. Хутор расположен далеко от дороги, случайно не забредешь. Наверное, убийца рассчитывал, что ее найдут не скоро.
Магнус наклонился и осторожно запахнул платье на женщине. Он сам не смог бы ответить на вопрос, сделал ли это из благопристойных побуждений или чтобы не смотреть на изувеченное тело. Стоило спрятать синяки, и Гюнна снова обрела умиротворенный вид. Вот только теперь, когда он точно знал, что кроется под тканью, заново поверить в это спокойствие было невозможно.
– Но если убийца не страшился разоблачения, зачем было прибирать тело? Косы, платье…
На этот вопрос Эйрик не знал ответа.
Ближайшее кладбище находилось в Хабнире, туда-то священникам и предстояло отвезти покойницу. Гюнна не пожелала вернуть Корту горшок, но теперь ей предстояло разделить с ним одну землю. Однако чтобы доставить тело к месту назначения, нужна была телега. Разумнее всего было добраться до деревни и там попросить кого-нибудь переправить Гюнну к кладбищу.
Сумерки медленно переросли в свежую звездную ночь. Решено было не ехать по темноте, а отдохнуть до рассвета. У друзей оставалось немного сушеной рыбы и скира, а половина фляжки аквавита скрасила им тягостные думы. Растопив очаг кизяком, они в молчании съели свой ужин. Магнус старался не смотреть в сторону кровати. Среди мертвецов ему делалось не по себе, он словно кожей ощущал их присутствие и беспокойный голод. Он так часто рассказывал людям о райских кущах, что испытывал жгучий стыд перед Богом, когда не удавалось самому в них поверить. Смерть уродлива. Можно сколько угодно противиться этой мысли, убеждать себя в том, что дух важнее тела, но от этого уродства никуда не скрыться.
Рыба была жесткой и соленой, после нее захотелось пить. Парни сидели на полу перед очагом, обернувшись плащами, но Магнус все никак не мог согреться. Он сделал большой глоток аквавита, обжигая горло.
– Ты как-нибудь чувствуешь близость призраков? – неожиданно спросил он друга. Тот глядел на огонь, но взгляд его был направлен куда-то вглубь – туда, куда Магнусу не хотелось бы смотреть. Эйрик моргнул и рассеянно повел плечами. Отвечая, он по-прежнему смотрел в пламя, не поднимая глаз.
– Иногда. Это как сильная простуда. Знаешь, когда вздрагиваешь от каждого сквозняка, кости крутит, маешься, а голова словно соломой набита. А бывает, на кладбищах я их слышу. Не призраков, просто мертвецов.
– И что они говорят?
– Они не говорят. Их тела гудят.
– Ты когда-нибудь делал драугов? Настоящих, я имею в виду, из мертвецов, а не из копыт и бычьей головы. Таких, наверное, и я бы мог…
Эйрик наконец с интересом взглянул на Магнуса. В очаге что-то громко треснуло, и искра отлетела в сторону, едва не опалив им обоим волосы.