— Мы в неравном положении. Я тебя выбрала, нашла. Мне трудней. Я тебя люблю сильнее, чем ты меня. Я не могла писать тебе зимой. От разлуки с тобой горе сломило меня. Мне хотелось куда-то уехать, забыться или просто лежать, ни о чем не думать, никого не видеть, ни с кем не говорить. Я думала, что вот так, наверное, и умирают от любви и расставания. Только ты мне был нужен. Ты — это ты, но это и я, и мой отец, и… — Она замолчала.
— Я догадываюсь, — сказал Егор.
— Я уже не говорю, что ты пробудил меня. Я никогда ни с кем не испытывала женского счастья. Понимаешь, что на тебе все сошлось?
— Я тебя люблю…
— Мне в самом начале приснился плохой сон. Какие-то горы, и высоко, прямо в воздухе висят огромные круглые часы. Часовая стрелка — я, минутная — ты. Мы идем по кругу. Вдруг в часах что-то зазвенело, и стрелка — ты — бесшумно полетела вниз, в пропасть. Страшно, правда? Я проснулась и подумала: ты можешь оставить меня, я все пойму, но если ты куда-нибудь упадешь, я не буду жить ни одной минуты.
— Что ты говоришь!!!
— Я знаю это давно…
— Мне не нравится, что на тебя находит затмение. В страшный безысходный миг надо вспомнить, что все проходит, забывается, что жизнь снова бывает прекрасна. Мне и еще одно не нравится…
— Что именно?
— Ты едва встретилась со мной, уже думала о конце. Зачем? Ты так никогда не будешь счастливой.
— Я счастливая, счастливая! — испугалась она. — Ой… тебе не представить, как мне было хорошо. Я была ошеломлена неожиданным счастьем. Я не верила, что это ты и я была с тобой. Когда тебя нет рядом, ты двоишься, я тебя вижу таким, каким представляла до встречи. Тогда и уехала из Херсона, вечером купила цветов и шампанского и сидела одна. Написала тебе открытку. Мне захотелось истратить все деньги. Я оставила себе всего пять копеек, но я забыла, что автобус с аэродрома стоит дороже и что мне еще ехать на поезде. Хорошо, попался мне знакомый из нашего города. Хм! — посмеялась она над собой. — Надо же! — И обняла Егора. — Я тебя очень любила, Телепнев. Я тебе издалека говорила, но не написала: ты не кручинься, если когда-то тебе придется меня обидеть. Ты все время помни, что однажды сделал меня счастливой. Ведь я что думала: приеду, взгляну только на тебя, попрощаюсь и начну новую жизнь, выйду замуж.
— Почему ты называешь меня по фамилии?
— Потому что до сих пор не верится, что я с тобой. Я ехала сейчас и боялась: а вдруг ты опять за что-нибудь на меня рассердишься и пожалеешь, что пригласил.
— Я никогда так не ждал тебя.
— Я тоже торопила поезд, а он опоздал. Обычно я тяжело начинаю утро в дороге, а тут вскочила со своего тридцать третьего места, — удивительно, да? — ты тоже ехал на этом месте от меня.
— А вагон был четырнадцатый?
— Нет, двенадцатый. Вышла в коридор. В домах проснулись. Вчера я была у себя, а теперь уже почти рядом. Где ты там? Когда дома были маленькие, я думала, как хорошо бы нам быть там сейчас. Чтобы не спешить, никого не стеснять. Я беспокоилась: ты уже заждался меня и, наверное, пугаешься, что я и вовсе не приеду. Было так?
— Ты идешь и глядишь в землю. Машин много.
— Я осторожно! Я проехала лишнюю остановку и потом шла по обочине. Радостно мне, весело! Как однажды ночью, когда я шла через лес к бабушке. Эта обочина — как твое утро под Ярославлем. И еще мне вспомнилось… Волнение… Все мои сомнения и надежды на счастье… когда я подходила к твоей гостинице в Херсоне. Но как славно! Ты спал.
— Дама приехала, а он спит! — с баловством сказал Егор. — Ах, негодя-яй.
— Я думала: ну не примет, прогонит, пусть не понравлюсь ему — зато совершила поступок. Раз в жизни. И уеду. Утешала себя. И думала еще: а вдруг он с женщиной? Почему — не знаю, но какая-то женщина — непременно! Дура я.
— Какая о нас слава, — сказал Егор. — А у актеров все как у людей. Ну все!
— Я тебя люблю, — с тихим отчаянием закрыла она глаза, и Егор понял ее. — Я подсчитала, сколько дней мы побыли вместе. Мало.
«Надо жить вместе, — подумал Егор, — или…»
— Ты тоже не горюй, — прислонилась она к нему. — Все пройдет…
— Утешаешь?
— И себя тоже. Я знала, знала, что так будет со мной. Я сразу готовила себя к этому. А все равно!