— Пожалуй, так, — Ник улыбается.
— Она — мама, и с этим ничего не поделать, — добавляю я. — Мы переживаем и всегда остаемся родителями для наших детей. К примеру, я знаю, что мой сын Спенсер не ахти какой повар. Ему двадцать два, и уже четыре года он живет отдельно, но, когда я узнаю, что в воскресенье он будет готовить ростбиф, я не успокоюсь до тех пор, пока не отправлю ему термометр для мяса.
— Что очень дальновидно с вашей стороны, — говорит Ник.
— И, вероятно, глупо, — усмехаюсь я. — Вряд ли он им пользуется.
— Но вам так спокойнее, — добавляет он, и я смеюсь. Надо сказать, меня впечатляет его умение «схватывать на лету».
— Отчасти, да.
— А велосипедный шлем вы тоже ему купили?
— Да! — восклицаю я. — На прошлое Рождество.
— Я так и думал. И как, ему понравилось?
— Само собой, — ухмыляюсь я, — причем настолько, что он едва не забыл его, когда уезжал к себе в Ньюкасл. Могу предположить, что коэффициент изношенности шлема составляет 0 %.
— Ну, зато вы сделали все, что могли, — усмехается Ник и делает паузу. — Поймите, я не жалюсь на маму…
— Да, я понимаю. Вы просто рассказываете. — Ник улыбается, соглашаясь. — Мы оба знаем, какая Пенни чудесная.
— Конечно.
— Она с самого начала стала мне близкой подругой, — продолжаю я, — но особенно когда… — я запинаюсь, — …открылась правда про моего мужа. Оказывается, он встречался с другой женщиной, еще когда мы были вместе, — быстро говорю я, уже жалея о том, что делюсь такой личной информацией. — Она всегда была готова поддержать и выслушать, когда мне хотелось поговорить. — Я откашливаюсь. — Пенни замечательная, вот.
— Да, — кивает Ник, и я понимаю, что он переваривает эту новую для него информацию, из чего следует, что Пенни, очевидно, еще не успела ввести его в курс дела. — Должно быть, это было непростое для вас время.
— Так и есть, но сейчас он ушел, — говорю я. — По крайней мере, его уже нет в моей жизни. То есть мы общаемся только по необходимости, но такое случается, верно?
— Э-э, да, конечно.
— И все продолжают жить своей жизнью, — добавляю я и понимаю, что начинаю перебарщивать с информацией. — Да, хотела вам сказать, что я написала и отправила предложение по «Мисс Пятнице».
— Отлично, — говорит он. — И что слышно?
— Пока ничего. Неизвестность сводит меня с ума. Знаю, прошло всего три дня и мне не следует вести себя так по-детски… — Я умолкаю. — Если они согласятся, мы могли бы встретиться и поговорить о вашей маме, о том, каким вам запомнилось то время? — Я осекаюсь: на память приходят интервью и рассказ о том, как сложно все начиналось для Пенни. — Если это для вас необременительно, — добавляю я, а Ник смеется.
— Обременительно? Да ничуть. Я же сказал, что буду рад помочь. И даже когда вернусь в Новую Зеландию, всегда буду на связи и доступен для сообщений и звонков.
— Это здорово, спасибо.
— Знаете, мне всегда хотелось снять фильм о маме. Это же готовая тема — история Пенни Барнетт со времен швейной машинки на обеденном столе до вершины успеха и почему все закончилось. Вся загвоздка в том, чтобы разговорить ее, но это маловероятно. Я неоднократно пытался уломать маму, но она ни в какую.
— Как вы думаете, почему? — заинтригованно спрашиваю я.
Ник пожимает плечами — к нам со всех ног несутся девочки наперегонки с Бобби.
— Подозреваю, что дело в
— Пожалуй. В любом случае жаль. Фильм о ней был бы потрясающим.
— Да, но я как раз хотел сказать, что мероприятие, которое предлагаете вы, — с показом и выставкой — это тоже отличная идея, а в некотором отношении даже более выигрышная.
— Неужели? И в чем именно?
— Это будет более реально — демонстрация аутентичных моделей в ее родном городе, словно «Мисс Пятница» возродилась. И, кто знает, чем это обернется для нее?
— Иными словами, если Пенни согласится на то, чтобы ее жизнь была выставлена на всеобщее обозрение, — я смотрю на него и улыбаюсь.
— Да. Но, если честно, я думаю, она обрадуется, — говорит Ник, когда наша компания начинает двигаться к воротам парка. — Да и как иначе?
Глава двадцать пятая