Когда жизнь подкидывает тебе лимоны

Ник подходит к ней, садится рядом и нежно обнимает ее за плечи.

— Это не повод для гордости, — бормочет она. — Я старалась обо всем забыть и двигаться дальше. Придумывала другие проекты и направления деятельности, пытаясь подняться с земли… Знаешь, как мне хотелось доказать, что я еще на что-то способна?

— Знаю, мама, — мягко говорит Ник. — Но «Мисс Пятница» — это было потрясающе. Ты не поверишь, как откликались люди, с каким энтузиазмом и ностальгией, когда мы обращались к ним…

— И то, что она в конце концов прекратила свое существование, не означает, что нет пути вперед, — добавляю я. — Что-то может пойти не так, бизнес — потерпеть крах, но, когда видишь саму одежду, сразу задумываешься над тем, сколько она значила для молодых женщин того времени. — Я смотрю на нее, вымаливая для нас благословение. — Давай двигаться вперед, Пенни! Мы сделаем все, как ты захочешь. Пригласим всех твоих друзей и, разумеется, Хэмиша. Это будет настоящий праздник, вечер развлечений в компании с теми, кто тебя любит.

— Увы, он сейчас очень занят, — бормочет она.

— Чем?

— У него проблемы с запальными свечами.

— Ему нездоровится? — обеспокоенно спрашиваю я.

— Я про деталь лодочного мотора, — нетерпеливо говорит она. — Честно говоря, эта его посудина — такой головняк. А он не желает это признать и от нее избавиться.

Губы Ника растягиваются в улыбке.

— Но он любит ее.

— Да, потому что он идиот.

— И тебя он тоже любит, — добавляет он, поддразнивая ее, — скажешь нет?

Пенни хмурится.

— Думаю, да, — коротко отвечает она, — на свой лад. Но за «Роллинг Стоунз» я его еще не простила.

Я смотрю на нее, и на языке у меня вертится вопрос: «Но ведь ты любишь его, несмотря на эту ужасную оплошность?»

— Мама, ты не обидишься, если я спрошу, — осведомляется Ник, — почему всякий раз, когда разговор заходит про Хэмиша, ты ругаешься или жалуешься на него?

Она морщит лоб и пожимает плечами.

— Он прав, — замечаю я, перехватывая взгляд Ника и быстро пряча улыбку. — И тем не менее вы уже много лет вместе.

— Ну, он забавный, — резко говорит она.

— И вы только что ездили кататься на лодке, — напоминаю я ей, отчего выражение ее лица смягчается.

— Да, это было на самом деле замечательно. Он знает, что мореход из меня не ахти, и очень старался, чтобы я чувствовала себя комфортно. Оборудовал новое спальное место, повесил флажки, купил подушки…

— Словом, пытался подмаслить тебя при помощи флажков и подушек, — хихикает Ник.

— Ну да. Дурачок.

Сейчас она улыбается и игриво поправляет ремешок красных кожаных туфель. Впечатление такое, что у нее потребность вести себя сварливо с людьми, которые ее любят, — с Хэмишем и даже с Ником, собственным сыном.

— Вот ты мне скажи, — продолжает она, теперь глядя на меня, — как меня угораздило связаться с лодочником, который выдумал себе целую биографию, опираясь на один-единственный дурацкий рекламный джингл про мороженое, который он сочинил пятьдесят лет назад?

— Это правда? — смеюсь я. — То есть это все, что у него в активе?

— Ага, — подтверждает она, — но он ни за что в этом не признается. Тебе известно, какой он хвастун.

— Возможно, он так часто рассказывал эти байки, что сам в них поверил, — высказываю предположение я.

— А джингл был очень хороший, — улыбается Ник. — Запоминающийся. В этом ты ему не откажешь, мама.

— Это действительно так.

Она усмехается, встает с дивана, поправляет кудряшки и смотрит сначала на Ника, а затем на меня — и в ее больших выразительных глазах снова появляется озорной огонек.

— По крайней мере, он знает, как с толком проводить время, а это лучше, чем коротать свой век в компании с какой-нибудь скучной старой дурой.

Она пожимает плечами и машет рукой, точно давая понять, что тема закрыта.

— Так вот, насчет показа. Пожалуй, мне стоит подключиться к делу, но только при условии, что мы расскажем все именно так, как было.

Глава тридцать девятая

Шестнадцать дней спустя: воскресенье, 8 декабря

Огромная рождественская елка величественно сверкает огнями в приглушенном свете. Небольшие пучки света создают таинственный полумрак в углах главного выставочного пространства музея. Спенсер перехватывает мой взгляд и вскидывает бровь, затем быстро улыбается и принимается за дело.

Звучит музыка. Шум голосов стихает, и лица зрителей оживают в предвкушении. С того места, где нахожусь я, возле дверей в соседнее помещение, просматривается весь подиум, и моя задача — подавать знак моделям, когда пора выходить.

Первой скользящей походкой движется Шарлотт — в прозрачном цветастом платье, дополненном яркими деревянными бусами, и в белой широкополой шляпе. Я обвожу взглядом стенды, где выставлены фотографии, журнальные вырезки, плакаты и подлинные рекламные материалы бутиков «Мисс Пятницы». Все выглядит замечательно.

Шарлотт грациозно разворачивается на подиуме и идет назад, а я ловлю восхищенное выражение на лицах сотрудников музея — Айлы, Ханны и других, которые занимались дизайном, оформлением стендов и рекламой. В нужный момент все они выложились на полную катушку — «музейное время» очень ускорилось.