Я могла бы сама поехать туда — если б у меня хватило храбрости, конечно, — и постучать в ее дверь. Тысячу раз представляла себе это воссоединение, но ни разу не смогла забраться дальше того момента в сценарии, когда она захлопывает перед моим носом дверь, потому что я подвела ее. Самое большее, на что я отважилась в реальной жизни, это просидеть в своей машине, наблюдая, как Джейсон снимает кровельную плитку с крыши какого-то потертого гаража вместе с парой других парней без рубашек. Потом он выхлестал бутылку, сидя на переднем сиденье своего пыльного двухтонного «ЭльКамино»[42], а я смотрела и думала о его чертовом плюшевом гепарде, о том, как он не мог заснуть, не прижав Фредди к лицу. Я никогда не понимала, как он дышит в такой позе, но, когда Джейсон врубил «Бисти бойз» и отвалил от кромки тротуара, осознала, что думаю, как он сейчас дышит без него. Без меня.
Но меня обескураживало не только то, как я подвела Эми и Джейсона. Еще была моя ДНК. Мать не дожила до тридцати. Отца застрелили в 1989 году в бытовой ссоре, связанной с женщиной, что звучало как третьеразрядный эпизод из «Свежих новостей». Если и этого было недостаточно, я жила у десятка приемных родителей, которые заставили меня задуматься, бывают ли вообще взрослые, способные действовать заодно. Я не встречала такого, пока не попала в Мендосино, где впервые увидела взрослых, которые не просто «как-то перебиваются вместе». У Хэпа и Иден был стабильный брак. Еще одно открытие для меня. Они говорили то, что думали. Они терпеливо относились к моим вспышкам и перепадам настроения. Они задавали вопросы и интересовались моими ответами. Они дали мне настоящее детство, когда я давно перестала верить в существование такой штуки. От меня требовалось только быть собой.
Все это — доводы в пользу обоих вариантов решения, которое мне нужно принять, — выглядело слишком запутанным, чтобы попытаться донести до Брендана. У него не было никаких двойственных чувств насчет семьи. Он вырос в необъятном ирландском семействе, с пятью братьями и сестрами, шумными и веселыми, всегда в курсе дел друг друга. Когда я видела их всех с детьми, то почти могла это представить — беспорядочную, счастливую семейную жизнь, которая может быть у нас, может, если все пойдет, как надо.
— Ты бы сделал что-то иначе? — спросила я Фрэнка, пока он переворачивал щипцами приятно шипящие перцы и лук.
— Пошел бы учиться на стоматолога? — он ухмыльнулся. — Не-а. Мне нравится моя жизнь.
— Как ты понимаешь, когда готов?
Фрэнк фыркнул, будто я задала самый забавный вопрос в его жизни.
— Никто не бывает готов, девочка. Ты просто прыгаешь.
Глава 39
Нарисованное мелками солнце, вокруг которого расставлены смешные большеголовые фигурки-палочки. Хамелеон на облаке с подписью «Мама, я по тебе скучаю!». Итоги диктанта во втором классе, «100 %» обведено красным, со звездочками за дополнительные слова, «параллель» и «искренность». Сиреневая ящерица-погремушка, вся в блестках, с выпученными пластиковыми глазами. Игрушечный чайный набор в форме земляники. Все это в одной большой пластиковой коробке на чердаке — фрагменты девочки, детства. Один роликовый конек с потертыми колесиками. Свернутая пара радужных подвязок вроде тех, которые носил Робин Уильямс в «Морк и Минди»[43]. Четыре синие фигурки «Моих маленьких пони»[44] с коллекцией розовых расчесочек для их грив и хвостов. У меня никогда не было такой коробки, но я понимаю, что смотрю на сокровища. Все эти предметы каким-то образом складываются в Кэмерон. Мне нужно отыскать ее, чтобы она могла вернуться к той, кем она была. К той, кто она есть.
Здесь есть и фотографии. На одной — там ей лет пять — Кэмерон стоит на пляже в Малибу (наверно), держа в руке розовую перламутровую раковину. Ее ноги наполовину зарыты в песок. Несколько фотографий из младшей школы: Кэмерон с девочкой примерно того же возраста, но светлокожей, чьи светлые волосы, стянутые в конский хвост, контрастируют с блестящей черной гривой Кэмерон. На некоторых у обеих девочек похожая прическа, словно они ищут способы стать ближе. Ближе к одной личности. Так выглядит юная дружба. Вы смешиваетесь, и это волшебное чувство. Как будто вы никогда не разделитесь.
— Это Кейтлин, — говорит Эмили от двери, в руках кружки со свежим чаем; усики пара вздымаются, словно пламя. — Они были лучшими подругами с момента переезда сюда и до конца седьмого класса.
Я снова смотрю на фотографию. На широкую улыбку и блестящие брекеты Кейтлин. На ней сережки, розовые эмалевые сердечки.
— А потом поссорились?
— Наверное. Кэмерон не рассказывала об этом. Я беспокоилась о ней, если честно. Она выглядела очень грустной. Говорила мне, что никто не садился рядом с ней за ланчем. Кажется, у нее вообще не было друзей, а потом появился Грей. Слава богу…
— Белые вороны находят друг друга.
Кажется, она опешила.
— Что значит «белые вороны»?