Мы со Сверчком приезжаем после двух и застаем Тэлли в саду. Она подвязывает плети винограда, готовя их к зиме.
Ее лицо над воротом зеленой флисовой куртки розовое и обветренное.
— Я честно не знаю, зачем приехала, — откровенно признаюсь я, когда она подходит и снимает толстые рабочие перчатки. — А вы знаете?
Она искоса смотрит на меня, улыбается.
— Наверное, в прошлый раз я недостаточно вас напугала. Интересно…
На ее крыльце стоят два широких плетеных кресла; там мы и сидим рядышком, пока она перебирает фотографии.
— Что-нибудь бросается в глаза? — спрашиваю через секунду. — Это та куртка из вашего видения?
— Похоже, да. — Она подается вперед. — Бедная девочка… Больно думать,
— Знаю. Мне тоже. Но если нам удастся вычислить, кто ее убил, этот след может привести нас к Кэмерон. Чутье подсказывает мне, что эти девушки связаны.
Тэлли кивает.
— Мне тоже. Или это просто надежда. — Она снова перебирает снимки, уже медленнее. — Сейчас, когда я вижу эту куртку, то думаю, была ли для Шеннан эта вещь очень личной, любимой. Может, поэтому она попала в мое видение… Не знаю.
— Ничего страшного. Я буду думать дальше. Может, что-нибудь щелкнет.
Я собираюсь уходить, но она спрашивает, не хочу ли я заглянуть с ней в амбар, проверить одного из новорожденных.
Сверчок бежит впереди, через двор, потом на огороженное пастбище, где высокая трава прошита астрами и синими колокольчиками, последними цветами сезона. Амбар старый, но крепкий. Тэлли толкает большую дверь, и со стропил взмывают голуби. Косой свет пробивается сквозь щели в старой обшивке, пронизывая сеновал расплавленными дротиками.
— Какое сказочное место…
— Правда ведь? Мой отец привез его сюда из Айдахо. Каждую досочку, — говорит Тэлли, ведя нас к деревянным стойлам. В ближайшем стоит носом в угол мать-альпака. На скошенной коричневой шее упряжь и повод. Сверчок с любопытством заглядывает между металлическими перекладинами, а потом садится посмотреть, что мы будем делать. — Она еще не приноровилась кормить детеныша. Такое случается. Мне просто нужно ей помочь.
Я следую за ней, наблюдаю, как она опускается на колени рядом с альпакой, поглаживает ее бедро и что-то тихо говорит. Похоже, животное понемножку успокаивается.
— Вы хорошо с ней ладите.
— Она не слишком любит людей. Приходится действовать потихоньку.
Кажется, Тэлли одновременно говорит и о процессе, и о матери-альпаке. Я слежу, как в ведро течет молоко, тонкие струйки чуть темнее воды. За пять минут собирается совсем мало, не больше половины чашки.
— А этого хватит детенышу?
— Надеюсь. Это в основном колострум[58]. Детенышу он понадобится.
Новорожденный в соседнем стойле еще влажный. Тэлли укладывает его на большую электрогрелку, набирает колострум в шприц и опускается на пол.
— Анна, вы сможете подержать ему голову?
— Я боюсь сделать что-то неправильно. Он такой маленький…
— Он крепче, чем выглядит.
Становлюсь на колени на сене и тянусь поддержать шею новорожденного. Его шерсть похожа на теплый, влажный ковер. Его пульс стучит в мои ладони, и я чувствую, как у меня сжимается сердце. Малыш такой беззащитный, что это трудно вынести.
— Он выживет? — спрашиваю я, боясь ответа.
— У него было непростое утро, но, я думаю, он справится. Держите. — Тэлли протягивает мне шприц. — Выдавливайте на основание языка. Вот так. У вас получится.
Я чувствую рывок, когда детеныш ловит мягкий пластиковый кончик, вижу, как дрожат его ресницы, когда он смотрит на меня, сосет. Накатывает старая боль, ломится сквозь все мои двери, как вода. Или как любовь.
— Почти как кормить ребенка из бутылочки… — Долгое тихое мгновение, потом Тэлли произносит: — Я размышляла сегодня о прощении. Знаете, столько людей не понимают его, увязывают с виной… Стыдятся событий, которые с самого начала никак не могли контролировать. Я не верю, что мы должны губить себя в попытках его заслужить. Оно уже здесь, повсюду вокруг нас, как дождь. Нам просто нужно впустить его в себя.
Мои руки затекают под головой детеныша. Я немного меняю позу, думая, к чему ведет Тэлли. Почему она сейчас заговорила об этом.
— Все не так просто.
— Может, и нет. Но я все равно думаю, чем больше и невероятнее нечто, тем сильнее ему нужно пройти сквозь нас, чтобы мы могли продолжать жить.
Я смотрю на детеныша; он уже насытился и закрыл глаза. Шприц пуст, если не считать пены.
— Зачем вы привели меня сюда?
— Я подумала, вам нужно кого-то подержать, вот и все.
Мои глаза жжет, все застилает пелена. Я могу только кивнуть и протянуть ей шприц.
Глава 59