— Вчера мы слушали немецкий ортодоксальный блэк; Лунар Аврора — недооцененные столпы жанра, — ответил Монакура, — И, между прочим, я воспринимаю то самое интро, как скрип канатов прекрасного парусника, на котором мы вскоре отправимся в морской вояж. А то, что мы слушаем сегодня: вообще нихуя не мeтал — это очередной польский авангард.
— Забавная предъява, — вскинулся Скаидрис, — Тащемта всё, что я вам ставлю, есть мeтал.
— Не в этот раз, щенок, — прищурился Монакура.
— А может ты просто тугой на ухо старикан, и, чтобы распознать истинный мeтал, тебе необходимо послушать пластинку два раза?
— А может я просто дам тебе в лоб, а твой никчёмный сидюк заменю на свой?
Огромная лапа сержанта потрясла в воздухе перламутровым кругляшом.
— Грубо сержант, — поморщилась Соткен, — Польский рок изрядно навевает. И, звучащие сейчас Обскуре Сфинкс, несомненно, играют истинный мeтал. Ты в курсе, что они частенько выступали на разогреве у Бегемот?
— Бегемот — просто смрад, — сморщился Монакура, — В Польше достаточно действительно великих групп; Бегемот им в подмётки не годится.
— Тут я согласен с сержантом, — возразил лив, — Творчество Бегемот — унылое, вымученное говно.
Соткен лишь тряхнула косами, сложенными в два загнутых за спину рога и молча уставилась в окно, не в силах спорить с двумя упёртыми ослами.
Голос «Велебны» Фрас взвился, словно та самая верёвка, которую недавно помянула Йоля. На правом глазу предводительницы выступили слёзы; левый оставался сухой.
— Ладно,— сказал Скаидрис, жамкая по кнопке, — Давай, чё там у тебя?
— Мeтал,— ехидно ответил Монакура, протягивая сиди-диск, — Настоящий польский мeтал.
Трасса круто повернула, устремившись прочь от прибрежной полосы, и «Ньяла» въехала на территорию небольшого прибрежного поселения, покинутого, как и большинство мест, где раньше селились люди. Лозы усохшего дикого винограда и вялые побеги плюща оплели дома; брошенные жилища походили на норы гигантских пауков. Ржавые остовы машин, следы взрывов и пожарищ, необъятные кучи непонятного мусора: обычная картина для большинства мертвых городов и сёл; вполне привычный пейзаж для глаз любого выжившего.
Локоть сержанта ткнул лива в ребро: сержант скосил глаза в сторону предводительницы: госпожа лейтенант чувственно втыкала в монотонное полотно отборного блэка, изящно покачивая лохматой головой в такт завораживающим гитарным тремоло.
— Я в восхищении, мы в восхищении, королева в восхищении, — осклабился лив.
Йоля вынырнула из колдовского омута и улыбнулась, глядя на всех:
— Какая прекрасная музыка! И мне она знакома: я же говорила Синухе, сыну сикаморы и великому музыканту, что он получит новую жизнь, а его произведения — свежее звучание!
Она отобрала у сержанта пластиковую коробку и долго всматривалась в лица двух музыкантов, скрытые под чёрными непроницаемыми масками.
Лив и сержант недоумевающе переглянулись.
— Мглою кроет, — согласилась Соткен; голос женщины утверждал — она с теми, кто в восхищении.
— Мы почти на месте! — раздался девичий голос с водительского сидения: Аглая Бездна восхищалась не меньше всех, однако ей доставляла не музыка, но рулевое колесо великолепной Ньялы.
Внедорожник сделал ещё один поворот: впереди снова показалась темная полоса залива. Мглою крыло и небо: суровая буря надвигалась на бухту с причалом, где покачивался на волнах одинокий корабль. Путь на пристань преграждала баррикада — бастион, сложенный из ржавых автомобилей, куч металлолома и строительного мусора. Над сетчатыми воротами, укреплёнными стальными листами, развивалась какая-то тряпка.
Рельефные протекторы взвизгнули, «Ньяла» остановилась, бронированные дверцы хлопнули. Бойцы «Волчьего Сквада» выбрались наружу.
— Обещанный кораблик! — Аглая повернулась к Йоле; взгляд чёрных глаз потеплел.
— Мне он представлялся несколько иным, — пробормотал бывший барабанщик и поднёс к глазам бинокль.
— Флаг Греции, — озвучил он увиденное и удивлённо почесал макушку.
— А это что? — палец Соткен указал на спаренные стволы, торчащие над воротами, — Тут явно не рады непрошенным гостям.
— Корабельная пулемётная установка, — ответил сержант, опуская бинокль, — Способна завалить боевой истребитель.
Оптика оказалась в руках Бездны:
— Вы только гляньте, какие забавные карапузы! — рассмеялась девушка, разглядывая маленьких человечков, шныряющих возле пулемёта, — Они похожи словно гномы: первый, второй, третий...
Йоля отобрала бинокль:
— Охрана причала, — сказала предводительница, бросив взгляд сквозь стёкла прибора, — Шакалы капитана.
— Но почему они так похожи на Карлсона, человечка с пропеллером? — спросила Аглая.
— Их мать была плодовитой шведской потаскухой, — ответила Йоля, — Её звали Лильон Ведро, и эти четверо близнецов — её предсмертный плевок в лицо современного мира. Эти братья — совершенные чудовища: убийцы, насильники и извращенцы.
— Я вижу только троих, — недоумевала девушка, — Они — просто милашки.
Заинтересованная Соткен уставилась в стёклышки: