Он вытащил кассету с «Darkened Nocturn Slaughtercult» и сунул носитель подальше — в складки драного матраса.
Всунув новую коробку, лив нажал на пуск: колонки старенького Sony поперхнулись, но тру-метал приложил телевизор кулаком и помехи пропали.
— Я не любитель оголтелого дета, — провозгласил Скаидрис, — Однако эти дамы — просто что-то с чем-то. Особенно она.
За ударной установкой сидела худенькая девушка. Лицо барабанщицы выражало крайнюю степень тоски. В мускулистых руках мелькали барабанные палочки, сливаясь в размытый росчерк, неуловимый человеческому глазу.
— Луана Даметто, — в голосе лива звучал восторг, — Наш сержант, что знает толк в ударных, нервно кусает ногти, глядя на её игру.
*Примечание: Луана Даметто — барабанщица женской группы «Crypta».
Дверь каюты сотряс мощный удар.
— Открывайте, блять, — раздался голос Монакуры Пуу.
— Опять подслушивал, — сокрушённо помотал головой лив и поплёлся отпирать.
* * *
— За Луану, — бесстрастные глаза Бодхисаттвы блестели кусочками льда: барабанщик воздел вверх пластиковый стаканчик.
Собутыльники — рыжий юнец и худой мрачный тип — ткнули в означенный своими наполненными сосудами — края плеснули желтоватой влагой.
— Ни чета вашему дрянному элю, — подмигнул скальду лив, небрежно опрокинув стакан в глотку.
Скальд не отвечал — белёсые ресницы хлопали растущим удивление, соразмерно жару, возникающему в юной груди.
— Ром, — сержант похлопал викинга по плечу, — Сорок пять градусов: я немного пошарил в капитанском буфете —вы не поверите, что этот старый чёрт там прячет...
Сержант осёкся, внимая зрелищу: скальд Хельги порывисто встал, сделал пару нетвёрдых шагов и, протянув руки к куче кассет на видеомагнитофоне, театрально рухнул лицом вниз.
— Что там у тебя, бро, на кассетах? — вяло спросил Монакура, разливая напиток по стаканам.
* * *
Малышка Сигни проснулась, будто вынырнула из воды тёмного, волшебного омута. Там было сыро, тягуче липко и невыносимо приятно. Ей что-то снилось. Что-то приятное. Она досмотрит этот сон потом. Потом, когда пописает... Когда пописает и вернётся в тёплые объятия той, что красит волосы кровью врагов.
Она тихонько выскользнула из под обнимающей её руки, и опустила босые ступни на холодный металл пола. На ощупь нашла волшебную пимпочку и нажала её. Лампочка загорелась мутным зелёным светом, и малышка Сигни довольно кивнула сама себе. Отодвинув дверь каюты, девочка осторожно вышла в коридор, стараясь громко не шлёпать по волосатому болоту, в которое превратилась коридорная ковровая дорожка.
— Возвращайся скорее, малышка, — прозвучал в её голове низкий бархатный голос. — У меня есть для тебя новые сказки.
— Хорошо, Волк.
Она задвинула дверь. Её ступни ощутили холодную слизь; стало зябко и противно. Но идти осталось совсем чуть-чуть. Она хорошо запомнила, где находится дверь комнаты с ночным горшком. Дверь туалета находится напротив. Напротив той дверцы, за которой прячется узкий проход, ведущий вниз. Туда, где в огромном зале, освещённым красными волшебными свечами, глухо ворочается огромное стальное сердце корабля. Туда, где вокруг странных механизмов неторопливо копошатся мрачные драугры. Туда, где страшно настолько, что больше никогда не хочется покидать это место.
Маленькая Сигни потянула дверь и та послушно отъехала в сторону, явив девочке чудесное убранство комнаты с ночным горшком. Туалета, во. Чудесное убранство туалета. Как же тут удобно. Сигни оглядела ночное белое корыто с дыркой посередине, большой ржавый таз, куда можно было набрать воду и лечь. Посмотрела на кран, который достаточно лишь хорошенько пнуть, чтобы получить струю тёплой воды.
«Как же всё-таки удобно», — думала маленькая Сигни, закрывая дверь и разворачиваясь в противоположном направлении, — «Странное всё-таки волшебство у этих йотунов. Как бы это сказать... Смешное, ненастоящее. Какое-то детское.»
Малышка Сигни взялась за ручку дверцы и потянула в сторону. Дверца исчезла в стене, открыв стальной проход, залитый багровым светом и уходящий глубоко вниз. Она снова чуть не задохнулась от восторга.
«Одним глазком. Ведь теперь ей ничего не грозит. Посмотрит, как там эти драугры, и как там сердце, и бегом назад. Досматривать чудесные сны. Ага».
* * *
Память играла с ним. Он не помнил своего имени, но знал, как зовут тех двоих, что были скованы с ним длинной, ржавой цепью. Он не знал, зачем он здесь сейчас, но знал, что будет делать потом. Он больше не понимал человеческие слова, но некоторые из них продолжали вертеться у него в голове.
Он помнил слова клятвы. Он сам теперь и был этой клятвой.
Мертвец гордо выпрямился навстречу приближающейся фигуре, высохшую голову которой прикрывала красная вязаная шапочка. Фигура остановилась в трёх шагах от мертвеца и опустила вниз длинный плетёный хлыст.
— Отлично, — прошелестел тихий голос. — Твоё поведение похвально, ярл. Я думаю, что скоро можно будет избавить тебя от оков, а грязную швабру, что у тебя сейчас в руках, заменить на меч. Тебя ждут великие подвиги, воин. Великие ратные подвиги.