Два тентованных армейских грузовика приближались к Леопарду со стороны уцелевшей части городка. Внезапно ожила радиостанция — датчики замигали разноцветными огоньками, динамики издали протяжный хрип, плавно переходящий в срывающийся, визгливый вокал:
— Wo ist dieser verdammte Drache? Wir werden dieses Arschloch ficken!
Монакура Пуу, пытающийся пробраться в башню, на место командира танка, смог дотянуться до передатчика — в эфир посыпались замысловатые выражения, смысл которых представлялся весьма пикантным и неопределённым.
— Я застрял, — сообщил он Скаидрису, вдоволь выговорившись, — Вали этих говноёбов, сынок. Ты справишься.
— За Хатынь, пидоры! — обратился он напоследок к немецким воинам.
Лив усмехнулся, пощёлкал рычажками, потом забрал у сержанта микрофон и молвил чувственным, как у пастора, голосом:
— Дорогие немецкие братья! Если вы знаете хотя бы одну молитву, то прочтите её. Сейчас самое время.
Тенты на автомобилях распахнулись, но прежде, чем одетые в камуфляж фигуры достигли мостовой, дуло танка извергло столб пламени. А потом ещё один.
— Scheisse! — рычал Пуу, безуспешно пытающийся дотянуться до пульта управления пулемётом.
Леопард два А шесть рванул с места прямо на две объятые огнём автомашины. Но давить было некого — осколочно-фугасные снаряды превратили транспортёры в братский крематорий.
— Как два пальца об асфальт, — древнерусская поговорка пришлась по душе норвежскому пареньку.
— Охлонись, командир, — улыбнулся лив в ледяные глаза, грозно пучившиеся на красном от напряжении лице, — Всё кончилось, мы победили.
По пепельному небу, освещённому жёлтым полумесяцем ущербной луны, величаво проплывали обрывки чёрных от сажи облаков: «абсолют, которому похуй» безмятежно встречал свежие души.
* * *
Дорожка, вьющаяся вокруг седой скалы, вскоре обратилась лестницей с истёртыми и частично разрушенными древними ступенями. Подъём оказался тяжёл — жара и вездесущие песчинки неимоверно доставляли Бездне. Крупицы песка проникли повсюду — в распущенные мокрые волосы, в армейские берцы и даже в бюстгальтер. Аглая сняла неудобный лифчик, что причинял лишь страдания и небрежно бросила его на ступеньку. Бадб одобрительно хихикнула.
— Эта лестница существует не меньше трёх тысяч лет, — сказала ведьма, — Но, бьюсь об заклад — с тем, что сейчас лежит на её ступеньках, она встречается впервые.
— А я уверена, — поддержала её Бездна, — Что ты гораздо старше этой лестницы, и, бьюсь об заклад, эти дурацкие тесёмки никогда не касались твоего тела.
Бадб тепло улыбнулась ей уголками рта. Они продолжили восхождение и, хотя слева от Бездны возвышалась неприступная стена, а справа обрывалась вниз отвесная пропасть, девушка нашла нечто, заинтересовавшее её в этом скудном пейзаже.
— Чё эта, Грим? — она указала на глубокие пещеры, вырубленные в стене.
Из разверстых, мрачных дыр тянуло холодом, а запах напомнил ей тот, что она ощутила не так давно — на норвежском кладбище, раскопав могилу Аарсета.
— Это проходы, ведущие в самое сердце скалы. А эта гора — на самом деле гигантская усыпальница, грандиозный некрополь детей Упуаут, — пояснила Бадб, — Монахи завалили эти коридоры огромными валунами, а оставшиеся жалкие закутки использовали, как кельи для своих уединений. Но отгородились они вовсе не по причине страха перед теми, кто спит в недрах этой горы. Они перекрыли проходы, дабы сберечь спокойствие вечного сна мертвецов.
— Египетские христиане никогда не отвергали своих исконных богов. Они никогда не отрекались от древних культов, а религия распятого иудея никогда не насаждалась здесь силой. Стародавние боги, владеющие Египтом, никогда не были низвержены. Это единственный во всём мире пантеон божеств, которому удалось изгнать коварного Яхве и его прихвостней прочь со своих земель. Куда-то там в пустыню, как я слышала. Эти божественные сущности никогда не покидали земли, прилегающие к излучине священной реки. Большинство из них, такие, как например наша Госпожа, изрядно устали от своей бесконечной божественной жизни, поэтому прилегли отдохнуть ненадолго. Некоторые трансформировали свою сущность в состояния, недоступные пониманию человеческим разумом. Так или иначе, но влияние исконных богов ослабло на этих землях, а на их место — тихо и мирно пришёл Чёрный Иисус.
— Да-да, ты не ослышалась, Аглая Бездна, я сказала Чёрный Иисус. Понимаешь ли, дело в том, что местный Иисус... Он темнокожий, и судя по преданиям, дошедшим до наших дней, этот святой эфиоп никогда не подвергался распятию. А некоторые местные сказители — вольнодумцы пошли дальше в своих интерпретациях библейских преданий; ими, в частности, оспаривается сам принцип чудесного непорочного зачатия.