Кого не взяли на небо

— В мире, явленном и сокрытом, существует великое множество существ, называемых богами и тех, кто им подобен, — мурлыкнула Бадб, прильнув к негру всем телом, — Бесполезно искать сверхъестественное возле далёких звёзд. Лезь на башню, уголёк, и тресни пару раз в колокол: мы начинаем.

— Я мигом, махири: уверен у нас получится отличный... — Йонас замолк, вопросительно глядя на Эйнстейна.

— Сплит,— подсказал Евронимус.

— Прощай, чёрненький, —объятия Бадб стали ещё крепче: уткнувшись носом в коричневую рясу ведьма тихонько всхлипнула.

— Ну-ну, старушка, смерти нет — есть только восхождение: оно у каждого своё, — нежно отстранив миниатюрную ведьму, чёрный Иисус направился ко входу в храм.

— Восхождение случается только с такими, как ты, — шепнула ему вслед Бадб, — Обычно смерть сопровождается низвержением.

* * *

Пробудившийся колокол подал голос, породив тревожную вибрацию воздуха, что усиливалась с каждым последующим ударом — величественным, похоронным. Пространство вокруг гудело монотонными нотами отчаяния: им вторила сама земля. Недра горы на которой стоял монастырь, содрогнулись, будто бы там, в глубине, просыпался спящий вулкан.

— Ты справишься, махири.

Бадб раскинула в стороны руки, чёрная ткань сползла вниз, обнажив бледную, испещрённую татуировками и шрамами, кожу. Длинные пальцы дрогнули, обратившись перьями на кончиках огромных крыльев.

— Ты не должна колебаться — тебе не простят ошибку. Делай то, что нужно. А что именно нужно — тебе подскажет твой безграничный ум.

Гигантский ворон взмахнул крыльями; с протяжным клёкотом птица облетела колокольню и исчезла в разгорающихся небесах.

— Эта коварная сука нас бросила, — от ужаса и восторга челюсти Евронимуса выдавали воистину зубодробительные бласт-битные очереди, — Давай девочка, покажи всем на что ты способна.

Бездна поднесла к губам морскую раковину, но дуть не торопилась:

— Я вовсе не чувствую себя великим некромантом и уж тем более никаким таким махири, — рука девушки, держащая раковину, дрожала.

— Отринь сомнения, как сказала тебе старуха, — воззвал Эйстейн, — Это чувство мне знакомо и вполне преодолимо. Думаешь, выходя на сцену перед сотнями своих поклонников я чувствовал себя великим музыкантом? У меня тряслись коленки и руки, я ощущал себя посредственным гитаристом — недомерком с большой азиатской харей. Но после первых же риффов это чувство неполноценности пропадало бесследно. А наш первый вокалист — Дэд — нюхал мёртвых ворон для того чтобы войти в образ и побороть этот самый мандраж. Ты тоже чем-то закинулась: я видел дымок, что вылез из этой ракушки и отправился прямиком в твою глотку: ты явно под допингом. Так что давай, девочка, не дрейфь: пусть эта вагина дентале явит свой голос, а там посмотрим, что будет дальше. Тащемта, я всё ещё с тобой.

Ободрённая словами мёртвого родоначальника норвежского блэка, Аглая Бездна набрала полные лёгкие воздуха и что есть мочи дунула в сморщенный, словно задница, кончик перламутровой раковины.

И та явила свой глас — не вопль, но зов. Вой северных боевых рогов причудливо сплетался с низким гулом тибетских дунгченов, рождая холодные, суровые звуки.

Призыв пронзил монолит скалы под монастырём — грохот в недрах усилился. Исполинские камни, заслоняющие проходы вглубь горы, треснули и разлетелись мелкими осколками. И те, кто спал, ответили на зов. Смрад, вырвавшийся наружу сквозь зияющие чернотой норы, обрёл форму: клубящийся, едкий, ядовито-изумрудный дым рассеялся, явив взору призрачные, охваченные зелёным свечением фигуры. Восставшие устремились вверх по ступенькам лестницы, вырубленным в теле скалы, и вот они уже здесь: массивные ворота распахнулись, призванные окружали Аглаю плотным кольцом. Глубокие капюшоны истлевших монашеских ряс не могли полностью скрыть вытянутые волчьи морды: из-под драных подолов торчали выгнутые назад звериные лапы. С обнажившихся жёлтых клыков стекали тягучие нити слюны.

Колокол на башне смолк.

— Идущие путём луча явились на твой зов, немёртвый махири.

Голоса шелестели, трещали, будто рвущаяся материя.

— Я не звала вас, пробуждённые, — твёрдо произнесла бледная, как мел девушка, — Я жду детей Упуаут.

— Мы здесь по собственной воле, — шептали голоса вокруг, — Неживые оборотни всегда расчищают путь для отпрысков Вепвавет. И мы спрашиваем тебя, немёртвый махири: ты приготовила щедрое подношение для серебряных волков, что явятся следом за нами?

Аглая Бездна задумчиво глянула на колокольню, где виднелся силуэт Йонаса: гигант замер, намотав на руки канат колокольного языка.

— Приготовила,— вздохнула девушка.

— Вот как? — скрипел воздух вокруг, — Тогда зови мёртвых детей Великого Волка: они восстанут, когда раковина пропоёт им три раза.

Эйнстейн оказался прав: стоило лишь начать, войти в образ. Отчаяние и безнадёга полностью овладели Бездной, вытеснив все тревоги и надежды. Теперь она точно знала, что надо делать.