Бездонные, пустые глаза уставились на Кевина. Бывший босс вздрогнул и поплёлся в сторону лестницы. Остальные последовали за ним. Лама и Ютта зашли в комнатёнку и плотно прикрыли за собой дверь
— Дай мне сосуд для ума, — старческая иссохшая рука требовательно протянулась к Ютте.
— Это выглядит, как те штуки, которые прилетали с неба, когда красные китайцы пришли в Тибет с оружием в руках.
Сосуд и правда напоминал снаряд: блестящий цилиндр с обтекаемым коническим навершием имел несколько маркировок и панель с разъёмами, датчиками и маленьким матовым экраном.
— Что там внутри? — ноготь ламы постучал по цилиндру.
— Я же рассказывала тебе старик: ядерная батарея, процессор...
— Довольно, — лама снова оскалился, — Я не знаю, что это такое, но чувствую: это достойное вместилище для ума солдата. Но запомни: после ритуала это полено не возопит, что он был Джеком или Мейсоном. Он вообще ничего не будет помнить. И не вздумайте ему напоминать. Реинкарнация ума подобна пламени, что передаётся от свечи к свече. Пламя одно, но свечи разные. Это будет абсолютно другое существо. И его нужно будет воспитывать. Как маленького ребёнка. Я читал одну книгу, мне её подарили лет пятьдесят назад какие-то европейские паломники. Она рассказывала о деревянном человечке, которого создал пьяный плотник. Вас ждёт похожая история. Не повторите ошибки старого Джеппетто. Фотография парня с собой?
(Примечание: Джеппетто — столяр, вырезавший Пиноккио).
Цветное фото легло перед стариком. Обычный парень, которых миллионы на земле. Русые волосы зачёсаны назад, белая футболка и синие джинсы.
— Как его звали?
— Его звали Джек. Он был военным техником, но на войне проявил недюжинный талант хирурга — мечтал оставить службу и поступить в медицинский Вуз. Ты же сам говорил с ним, старик, прежде чем мы его...
— Ну да, ну да... — монах уселся на скрещенные ноги, — А тебя как зовут?
Ютта поморщилась: старик явно издевался; за последние два года она называла ему своё имя раз восемь.
— Ютта. Ютта Аулин.
Лама указал на драную подушку напротив себя. Она послушно опустилась, повторяя позу монаха.
— Забудь своё имя на некоторое время. Я нарекаю тебя Ринчин Сэмжэд, что означает «Драгоценность, радующая ум».
Ютта немного склонила голову. Прозвучавшее имя вызвало волну мурашек, пробежавшую по её спине.
— Я хочу спросить тебя, Ринчин Сэмжэд, — продолжал старик, — Хочешь ли ты получить полную передачу тайной практики переноса сознания традиции Юнгдрунг Бон, а заодно помочь мёртвому Джеку обрести новое, необычное тело?
— Да, — ответила Ютта.
— Хорошо, — старик благосклонно кивнул, — Тогда, Ринчин Сэмжэд, слушай сейчас меня. И слушай внимательно.
— Можно один вопрос, Ринпоче, прежде чем мы начнём, — Ютта порывисто наклонилась вперёд, — Мне действительно нужно чудо, подтверждение того, что я иду в правильном направлении. Ответь мне старик в двух словах: в чём смысл Дхармы, и не надо посылать меня медитировать в пещеру или на три знаменитые русские буквы.
— Я бы мог тебе это сказать, но ты не поверишь, так что иди медитировать или ещё куда подальше, — рассмеялся старик.
— И всё же, — чёрные индейские глаза блестели, словно кусочки антрацита.
Старый лама протянул вперёд руку и погладил мокрую от пота женскую щёку.
— Тебя, Ринчин Сэмжэд, реально не существует.
* * *
Основательно пригревшись под шкурами горных яков, Кевин задремал и клевал носом, но внезапный высокий пронзительный крик вырвал его из царства грёз. Он потряс головой и осмотрелся: лица четырёх монахов, медитирующих рядом, оставались бесстрастными.
Вскоре крик повторился. Высокий, резкий, жуткий. Теперь Кевин узнал голос — это кричал старый лама. Крик напоминал визг свиньи под лезвием мясника. Кевин опять недоуменно уставился на монахов, и ближайший к нему послушник приоткрыл глаза. Те лучились озорным весельем.
— Не надо волноваться, — произнёс монах на жутко ломаном инглише, — Всё там хорошо, и никого не убивают. Наш лама Джингпа Вангьял Олмо всего лишь призывает ум вашего мёртвого товарища войти в новое тело.
* * *
— Кортни, дорогая, подойди ко мне. Ты ничего не забыла?
Ей никто не ответил. Из соседнего помещения доносились грохот взрывов, стрельба и крики.
Ютта побарабанила пальчиками о блестящую поверхность абсолютно пустого металлического столика.
— Милая, ты помнишь, какой сегодня день?
К доносящимся звукам жестокого боя прибавился ещё один — женский чувственный голос вибрировал гремучим эмоциональным коктейлем: так могла разговаривать лишь сексапильная стюардесса, оставившая борт самолёта ради съёмок в боевиках категории «Б»:
— Нет, мамочка, я не забыла и уже иду, нужно было лишь выиграть этот турнир.
— Ты обещала заняться норвежским языком, а сама опять уселась за игру.