Кого не взяли на небо

— В этом месте можно встретить кого угодно, — пробормотал он — Даже кельтскую ведьму. Мы с тобой в юдоли страдания и наслаждения, и эти стены пропитаны болью и страстью, вожделением и коварством — эта атмосфера привлекает тёмные сущности.

— Тогда давай рассказывай, в чём тут дело, — Бездна слегка двинула бедром, прижимаясь к мужчине, что выглядел юношей, — И возможно, ты получишь приз. Если мне понравится легенда.

Скаидрис кивнул и начал свой рассказ:

— Давным-давно, когда солнце было богом, в этих глухих местах обреталось маленькое, но гордое племя древних ливов... — начал Скаидрис.

Легенда о Вайде.

«Здесь племя обреталось ливов, суровых воинов и гордых жён

Любили молоко и мёд и пиво; водили коз и пчёл, колосья ячменя

Охотились на зайцев и оленей; бока соседям мяли иногда.

Вождь мудро верховодил племя, Риндаугом свирепым звался он.

В погребах хватало еды; на пальцах воинов сверкали серебряные кольца, а высокие чела их жён украшали янтарные диадемы. Одна печаль-забота: повадились бабы одних лишь дочерей рожать. Ведунья с ворожеей оказались бессильны; никто не знал, что за напасть такая приключилась. И вот однажды пригожим утром из лесной чащи выходит дева неописуемой красы и стати, глаза зелёные, а волосы словно золото. Пришла она к Риндаугу в избу и говорит:

Я Вайда, жрица капища, что в старом гроте у скалы

Беду я знаю вашу и здесь, чтобы помочь.

Средь воинов своих двух сильных отыщи

Двух сильных молодых здоровых, потомства жаждущих.

В святилище пусть жертву щедрую несут, а будет это в полнолуние.

Ворожея и ведунья отговаривать вождя пытались: мол, ведьма это, никакая не жрица, земля вокруг Чёрной скалы зачарована губительным мороком, не посылай туда ни подарков, ни воинов.

Прогнал он прочь вещуний бесполезных

А в час назначенный два воина

С холщовыми мешками на плечах отправились к скале

Вернулись поутру, да поспешили к жёнам,

А фиту месяцев спустя те родили мальчишек.

К тому времени Вайда в деревне ливов крепко обжилась: хворых исцеляла, покойников на тот свет провожала, не гнушалась скотину лечить, да роды у баб принимать. Растаяло сердце Риндауга; не мог налюбоваться он на красавицу и взял к себе наложницей: отныне Вайда с ним делила и постель и крышу над головой. После очередного рождения мальцов вождь Риндауг богам хвалу вознёс, а жрицу почести великой удостоил: стала она ему женой. Каждое полнолуние на древнее капище ходили сильные воины с богатыми дарами, а позже жёны тех мужей приплод несли исправно: рождались мальчики.

И вождь и ливы — все довольны были

Риндауг радовался, всё бы хорошо, да только незадача:

Приметил он за молодой женой одну загадку: бывали дни, когда

Замучив вусмерть ласками вождя и убедившись,

Что уснул тот, она сбегала из постели

И в лес стремилась, полностью нагая.

Решил он проследить за ней, покровы с тайны сдёрнуть.

Он следовал за обнажённым телом жены, мелькающим среди деревьев. В жёлтом свете старой ущербной луны фигура женщины напоминала призрак в погребальном саване. Вскоре они достигли Чёрной скалы, входа в древнее капище; нагая дева и воин, крадущийся следом. В пещере её ждали. Два лучших воина Риндауга — те, что два года назад пришли сюда с богатой жертвой, после став отцами. В руках воины сжимали обнажённые клинки. Они порезали запястья и возлегли на жертвенный камень, а к ним присоединилась Вайда. Она вкусила их крови и отдалась обоим сразу.

Отведав крови, на алтарь легла,

Став ножнами для двух клинков:

Заветный ритуал свершился.

Кричала аки выпь, испила серебра,

И новый месяц народился.

— Ну что же, — молвил Риндауг, выйдя к алтарю, — Я вижу перед собой богиню плодородия и обязан принести ей жертву.

С этими словами он зарубил двух воинов и, отрезав им головы, бросил те к ногам жрицы.

— И вижу я неверную жены, что жаждет наказания...

Он схватил изменницу за золотые косы и поволок прямиком к роднику, там наказал лежать ей. А чтобы не сбежала придавил плитой, той самой, на которой она разбила ему сердце. Плакала она долго, да и сейчас плачет, хочет чистыми своими слезами прощение себе вымолить, да только некому прощать: нет уж в живых Риндауга, а более никому из живых с плитой той не сладить.»

* * *

— Занавес, — Скаидрис облизнул пересохшие губы и поднялся на ноги.

Он прошёл вглубь — к каменной плите, лежащей сверху чаши, в которой рождался источник. Откинув волосы с лица, он опустился на колени, погрузив лицо в кристально чистую воду. Руки, что обвили его шею, не принадлежали неупокоенной жрице — то были ладошки совсем молодой девушки:

— Шикарная стори, — шепнули в ухо влажные губы, а потом его повалили на жертвенную плиту.

* * *

Тем временем в замке из красного кирпича.

— Отпусти, Йоля, — Монакура Пуу упёрся огромной ладонью в обнажённую спину, женщины, лежащей перед ним на боку, и поёрзал задницей.

Бесполезно: его могучее орудие надёжно застряло в нежном плену.

— Ты просто ненасытная сука, — гигант оставил попытки высвободиться; но продолжал двигать жопой: теперь его цели изменились.

— Я не так часто выбирала женское тело для своих воплощений, — мурлыкнула Йоля.