Кого не взяли на небо

Стальная дверь бункера, затерянного в дремучих лесах у подножия Грайских Альп, распахнулась. На порог, пригибаясь, вышла невозможно высокая девушка. Из-под надвинутой на глаза вязаной красной шапочки выбивались шикарные локоны медно-красных волос. Кроме шапчонки и армейских ботинок с облупленными носами, на ней ничего не было. В руках она сжимала плетёную корзинку.

Тропинка петляла, огибая толстенные стволы вековых лиственниц, огромные валуны, непроходимые завалы и глубокие овраги. Вдоль дорожки росли грибы-переростки; на их гигантских шляпках вполне возможно отдохнуть, они легко выдержат маленькую женскую задницу. Но Селести не устала; путешествие только началось и с каждым шагом становилось всё увлекательней. Утренний тревожный трип обернулся прекрасной сказкой. А сквозь потрясающую пелену видений всё чаще сверкали вспышки сияния чистого разума.

Истинное самадхи! Я выбрала отличное название для этой дряни.

Ничто не пугало, ничто не беспокоило, не тревожило, ведь суть всех вещей и тварей — пустота; ясное, безграничное пространство. Даже этот, вальяжно развалившийся на поваленном стволе, гигантский волк...

— Здравствуй Селести, — сказал Волк человеческим голосом, — Забавная встреча, не находишь? Ты наверняка идешь к своей старой бабушке, а в корзинке у тебя пирожки.

— Я иду к дедушке, — ответила Селести, — Но он мне не родной дедушка, просто дедушка. Его имя Мориц Блябтрой и раньше он был известным киноактёром. Ты видел фильмы с его участием?

— Не видел, — ответил Волк, — Однако же угости меня кексом.

Селести послушно протянула вперёд корзинку. Волк взял кекс и, изумительно ловко орудуя лапами, увенчанными когтищами длинною с селестину ладонь, развернул упаковочную бумажку. Шоколадная глазурь треснула под жёлтыми зубами.

— Шикарная шмаль, — осклабился Волк, — Сама производишь?

Когтистая лапа выудила из недр корзинки пластиковый пакетик, Волк запустил внутрь кончик когтя, а после посыпал пирожное белым, словно снег, порошком.

— Изумительно, — жёлто-зелёные звериные очи кровожадно блеснули.

— Теперь ты меня съешь? — спросила Селести.

— Нет, моя хорошая, у меня к тебе другое предложение. Скорее просьба.

Селести почувствовала дуновение холодного ветра. Она опустила глаза и обнаружила, что стоит совсем голая.

— То, что ты приняла за пробуждение — лишь слабые отголоски его, — сказал Волк, — Это скорее погружение, помутнение. Но тебе не хочется возвращаться, верно?

— Верно, — зябко ёжилась Селести, завороженно глядя на серебристый мех хищника.

Волк перехватил её взгляд.

— Иди сюда, дурашка, ты совсем продрогла, — зверь распахнул объятия,— Не бойся, я тебя не съем, погрею.

Она присела рядышком и прижалась к восхитительному меху.

— Отдай мне своё тело, Селести. Пожалуйста.

Сладкая истома пробежала по телу девушки, тоска и холод отступили; она согрелась, восхитительная сказка возвращалась.

— А что будет со мной, волк? Я умру?

— Нет, — рассмеялся Волк, — Ты останешься наслаждаться волшебным сиянием ума. Так долго, как только захочешь.

— Я согласна, — она ещё крепче прижалась к зверю, чувствуя, что проваливается в тёмную пропасть, — А куда пойдёшь ты, Волк?

— Я пойду спасать ваш грёбаный мир, — ответил зверь».

* * *

— И где она сейчас? — спросил Монакура, передавая Йоле толстую самокрутку.

— Здесь она, с нами. Грезит наяву. Её прёт, как всю Тримурти. Но это не пробуждение.

Красноволосая женщина глубоко затянулась и выпустила в потолок сизую струю. В дверь робко постучали.

— Зайди, — оборонила Йоля.

Маленькая кривая женщина сжимала в правой руке три деревянные огромные пивные кружки, а в левой несла дымящийся котелок.

— Обед, — сказала Соткен, — Вам стоит подкрепиться. Обалденная сказка.

— Подслушивала? — поинтересовался Монакура, принимая угощение.

— Ага, — Соткен тряхнула распущенными волосами.

— Подслушивать полезно, — бывший барабанщик дунул на шапку пены, и пригубил прохладный эль, — Зашла бы к нам пораньше, мы взрослые люди, никто не откажется от классической троечки. Где недоросли?

— Думаю тискаются в гроте под скалой, что у реки, — ответила кривушка, — Грозу пережидают.

Она оказалась права.

* * *

Аглая Бездна выбралась из каменной чаши, заполненной прозрачной водой и принялась торопливо одеваться.

— Ты меня поразил, лив. Как мужчина. Мне понравилось притворяться мёртвой девушкой. Ни разу не жалею, что потеряла девственность в объятиях постапокалиптического месье Бертрана*. И спасибо за рассказ, он клёвый.

*Примечание: «месье Бертран»: имеется ввиду сержант Франсуа Бертран — культовый вампир и некросадист XIX века.

Лицо девушки цвело, будто цветок алой розы, по шее стекали капельки крови.

Скаидрис не ответил: лив стоял недвижно лицом к стене, испещрённой оттисками.

— Ты словно обречённый ребёнок в подвале Растина Парра*. Сегодня будут ещё мистические легенды в исполнении одного лохматого мальчишки?

*Примечание: «Растин Парр»: лесной отшельник, пособник Элли Кедвард, известной как ведьма из Блёр. Выстраивал обречённых на смерть детей вдоль стены в подвале своего дома.

— Будут, — ответил лив.