Григорий продолжает неподвижно сидеть на койке, держа карту на коленях, не спуская глаз с раскаленной докрасна подковы.
Да, под воду идти
Вот еще важный дополнительный довод. Он, Григорий, не только хорошо разбирается в минно-торпедном оружии противника, он к тому же гребец, пловец, не раз брал призы на флотских соревнованиях. Физически лучше многих других подготовлен к единоборству с миной на дне.
И этот довод, конечно, решающий!
Григорий встал.
Куда собрался, старлейт?
К командующему на прием.
Командующий Черноморским флотом и Севастопольским оборонительным районом принял младшего флагманского минера в ноль сорок пять.
Защитники Севастополя с нетерпением ждут ночи. Она приносит им облегчение, как и большинству людей на земле. Немецкие летчики, артиллеристы, пехотинцы заваливаются спать и, набираясь сил на завтра, вкушают безмятежный сон. Но защитникам Севастополя не до сна. (Конечно, и они спят, но урывками.) За очень короткий промежуток времени — каких-нибудь четыре часа — надо переделать еще кучу дел: принять и выпроводить корабли очередного кавказского конвоя, подвезти к батареям снаряды, распределить патроны и автоматные диски, доставить продовольствие, захоронить своих убитых.
Зато в течение четырех часов защитники Севастополя отдыхают от бомбежек и артналетов.
Короче, они переводят ночью дух…
Григорий сжато доложил адмиралу минную обстановку. Потом прокашлялся и перешел к своему предложению.
Командующий встретил его неприветливо.
— Разоружать мину на дне? В скафандре? — хмуро переспросил он. — Не разрешу. Найдите другой способ, менее рискованный.
Но Григорий был настойчив. Он попросил разрешения подробнее обосновать свою мысль.
Командующий слушал не прерывая, застыв в неподвижной позе за столом, низко нагнув бритую крутолобую голову, будто заранее не соглашаясь с доводами Григория.
Между тем впечатление упрямой предвзятости обманчиво. Просто у командующего еще с вечера разболелась голова — трещит, разламывается на куски. Трудно поднять ее, трудно повернуть. Минуту назад, перед приходом Григория, он принял таблетку и с нетерпением ждет, когда же боль наконец утихнет.
О минной опасности ему известно все. Слово «коммуникация» равнозначно для Севастополя слову «жизнь».
Пока младший флагманский минер, откашливаясь и делая паузы, излагает свой план разоружения мины на дне, командующий занимается сложной бухгалтерией войны — ворочает в уме тоннами позарез необходимых ему снарядов, патронов, горючего. Жиденькой струйкой, все утончающейся, текут эти тонны в Севастополь. Не сегодня-завтра немцы могут перекрыть струйку, отсечь минами Севастополь от Кавказа, от всей России.
Командующий с усилием поднял тяжелые, набрякшие веки — боль не проходит. После ноля часов она вообще редко когда проходит. Не помогают ни порошки, ни таблетки. Ни черта ей не делается после ноля часов, этой окаянной головной боли!
Стоя у стола, Григорий проводит острием карандаша по карте, показывая, как будет подходить к мине.
Волнуется, это видно. Брови сошлись в одну линию. Худое, с туго обтянутыми скулами лицо напряженно.
Но больше всего выдает голос. За эту зиму командующий успел хорошо узнать своего минного специалиста. Если делает судорожные глотательные движения, будто запершило в горле, — значит, очень волнуется.
Нигде и никогда еще не разоружали мины на дне. Понимает ли Григорий, насколько трудно это осуществить?
В давние годы, будучи юнгой и, как водится, любимцем команды, теперешний адмирал, командующий Севастопольским оборонительным районом, выклянчил у дружков-водолазов позволения спуститься с ними на дно. Ох и мотало же его, клало на бок, подбрасывало, как мячик!
Григорию придется соразмерять в воде каждое свое движение. А работа минера — ювелирная работа. И вдобавок мина не разгадана. Со всех сторон, вероятно, покрыта защитными приборами-ловушками.
Однако чем дольше слушал командующий своего минного специалиста, тем яснее понимал, что предложение его в данной ситуации есть единственное приемлемое решение.
Он перевел взгляд с лица на руки Григория и удивился. Минер волновался, а руки его были спокойны.
Они были не очень большие, красивой формы, неширокие, с длинными уверенными пальцами. Не болты бы отвертывать такими пальцами, а сложные пассажи разыгрывать на рояле!
Но главное было даже не в форме рук. Главное было в поразившей командующего привычной и спокойной точности движений.
Минер говорил медленно, тщательно подбирая слова, стараясь во что бы то ни стало убедить начальство. По временам голос его дрожал и начинало подергиваться веко. Но руки не дергались, не дрожали. Они толково делали свое дело: разглаживали карту на сгибах, устанавливали по краям ее тяжелые письменные приборы, чтобы не сворачивалась, легко, почти не надавливая карандашом, размечали расстояние от бонов заграждения до мин.
И, как ни странно, не доводы Григория, а руки его окончательно убедили командующего.