В конце концов Кардона признался Максу, что возит кокаин – до пятидесяти килограммов в неделю. Со временем он втянул в это и Мермельштейна, который до знакомства с Рафой вообще был далек от наркобизнеса.
Как-то раз в доме Макса появился длинноволосый парень по имени Фабио с килограммом товара для Кардоны. Мермельштейну показалось, что перед ним старшеклассник, у которого в одной руке школьные учебники, а в другой – кокаин. Юный контрабандист был длинноволосым, небрежно одетым и водил «Datsun 280z»[54]
. Парень был умен не по годам, обладал хорошими манерами и говорил на литературном испанском.Через несколько дней Макс поехал с Кардоной на тайную квартиру в жилом комплексе в Кендалле. Рафе нужно было забрать очередную партию товара. Он поднялся в квартиру, а Макс остался в машине. Пока Мермельштейн ждал, появился Фабио с каким-то мужчиной, который закинул пакет на заднее сиденье. Затем Фабио пригласил Макса в квартиру, где были Рафа и еще несколько человек. Рафа отвел Макса в комнату и показал ему несколько чемоданов с сотнями килограммов кокаина. В 1978 году такое количество было невероятным.
Макс и представить не мог, что этот длинноволосый невзрачный юнец – крайне важный человек. Когда они вышли из квартиры, Рафа сказал ему, что это был Фабио Очоа Васкес – один из братьев Очоа из Медельина. Макс узнал, что эта семья являлась одними из самых главных воротил в кокаиновом бизнесе. Они отправили Фабио в США, чтобы он занимался распространением кокса в Майами, потому что Хорхе чуть не арестовали годом ранее возле кинотеатра «Дейдленд», и больше он не мог тут показываться. Сам Кардона отвечал за сбыт товара для Очоа на юго-востоке страны.
В течение нескольких месяцев Макс втирался в доверие и начал приторговывать мелкими партиями кокаина. Но в канун Рождества все изменилось. В ту ночь Макс устроил вечеринку у себя дома на западе Майами. Одним из гостей был Рафа. Когда все гости разошлись, Кардона вернулся с другом – Антонио Чино Арлесом Варгасом. Они разбудили Макса в 2 часа ночи и продолжили вечеринку: много пили, нюхали порошок, а потом Рафа попросил Макса отвезти их домой.
Мермельштейн сел за руль белого фургона Рафы и повез их по пустым улицам округа Дейд. Рафа сидел на пассажирском сиденье, а Чино, который работал на Рафу, на заднем. Они ссорились и орали друг на друга. Как оказалось, тем вечером Рафа убил человека на другой вечеринке. Тот сказал что-то, что Рафе сильно не понравилось, и тогда он просто выстрелил в него. Чино назвал это глупым поступком.
Пистолет все еще был у Кардоны. Внезапно он повернулся к заднему сиденью и выстрелил в Чино несколько раз из револьвера 38-го калибра.
«Я видел только вспышки, – вспоминал Мермельштейн. – Моя нога просто примерзла к педали газа, а руки к рулю, и я не мог пошевелиться. Я просто продолжил ехать дальше». Он был настолько шокирован, что потерял дар речи.
Они выбросили тело в поле в пригороде. Рафа объяснил, что в одной из партий обнаружилась недостача трех килограммов кокаина. Он подозревал в воровстве Чино. Но убийство произошло не только из-за кражи, но и для того, чтобы показать Максу, что Рафа не остановится ни перед чем.
«По сути, с того момента он контролировал мою жизнь, – скажет Мермельштейн много позже. – Я видел, как он совершил убийство, но позволил мне жить. Я думаю, что это был хорошо продуманный план на будущее».
Затем они оба на некоторое время уехали из Майами: Рафа вернулся в Медельин, а Макс улетел в Нью-Йорк, чтобы работать там на колумбийцев. Рафа звонил Максу примерно раз в неделю или просил кого-нибудь из своих людей встретиться с ним. Макс знал, что за ним постоянно наблюдают.
Прошло два года, и 28 февраля 1981 года Рафа вызвал Макса в Майами. Он хотел, чтобы Макс начал работать на него. Макс, Фабио Очоа и Рафа встретились в отеле «Кингз Инн» недалеко от международного аэропорта Майами, чтобы обсудить изъятие двухсот килограммов, которое произошло накануне в округе Окичоби. К таким убыткам тогда относились очень серьезно. Бухгалтерские книги вели очень подробно и скрупулезно. На учете был каждый килограмм. Если потери кокаина были следствием ареста или несчастного случая, их списывали как коммерческие убытки. Если причиной стала чья-то личная оплошность, то человек должен был оплатить утраченный товар. В большинстве случаев платой становилась жизнь, как это и произошло с Чино.
Очоа со своего насиженного места в Медельине редко требовали крови, да им это и не нужно было. Чаще всего их подельники, чувствуя скрытое давление со стороны бухгалтеров в Медельине, брали на себя соблюдение жесткого баланса.