Кокаиновые короли

Оставалось одно – подписать снова, взяв на себя всю ответственность за последствия. Подобные действия не имели прецедентов и, возможно, противоречили конституции. Конечно, это рискованно, но, по крайней мере, есть шанс, что такое решение сработает. И главное – это позволит выиграть время, а пока правительство, может быть, найдет новую схему реализации экстрадиции. В любом случае стоило попытаться.

Началась тихая, но отчаянная борьба. Внезапно Барко, которого воспринимали как пассивного и нерешительного и который, как казалось, всегда противился применению договора в полную силу, стал последним защитником экстрадиции. А в это время картель вел себя как гиена, которая учуяла, что нанесла жертве смертельную рану, и готова была окончательно ее растерзать.

Верховный суд оказался между двух огней. До 12 декабря судьи, особенно члены конституционной палаты, постоянно получали стандартные угрозы от наркоторговцев по почте и по телефону. Атмосфера была почти такой же, как и за несколько месяцев до нападения на Дворец правосудия. Только теперь ситуация была намного хуже, потому что судьи знали, чем все может закончиться, если послания картеля игнорируют.

С 12 декабря угрозы прекратились. Сложно было не понять, что хотели донести наркобоссы: навредишь – пожалеешь, поможешь – все прекратится.

Тем не менее война картелю не была проиграна окончательно. В чем-то положение судей улучшилось. Например, у них появилась защита. После нападения на Дворец правосудия суд переехал во временные помещения в узком кирпичном многоквартирном доме через дорогу от отеля «Текендама» на северной окраине делового района Боготы. Здание было проще охранять, поэтому оно становилось почти неприступным, как средневековая крепость. Всем судьям выделили круглосуточных телохранителей, а наряды полиции сопровождали их во время всех передвижений.

И все же так жить было невозможно, особенно – пожилым судьям, для которых членство в высшем институте Колумбии должно было быть честью, а не отравлять им жизнь. Какой смысл карабкаться на вершину судебной иерархии, если потом профессиональная жизнь превращается в непрекращающийся кошмар?

В стране тоже царили невеселые настроения. Правительство почти не верило в работоспособность суда. А судьи не верили, что правительство может их защитить. Колумбийский народ уже вообще ничего не понимал и никому не верил.

1986 год был таким кровавым, унизительным и провальным, а чувство безнадежности таким сильным, что маятник общественного мнения снова качнулся от конфронтации с картелем к мирным переговорам. Первыми об этом заговорили влиятельные колумбийцы. Самуэль Буитраго Уртадо, председатель Государственного совета, которому было поручено принимать решения по вопросам государственного управления, договорился до того, что предложил легализовать деятельность картеля. Он объяснял это так: «Наркобизнес перестанет быть прибыльным, если колумбийское государство возьмет на себя полный контроль не только над продажей, но и над употреблением».

Таким образом, с его слов, двуличные бандиты-гринго, которые захотят купить товар, будут иметь дело с агентами правительства, а не с членами Медельинского картеля. Другими словами, Буитраго предложил самому правительству открыто торговать наркотиками, и он в тот момент вряд ли задумывался о том, каким образом можно легализовать общемировой трафик, если Колумбия наверняка станет единственным государством, которое примет такое решение. В конце концов, кто будет официально покупать у нее кокаин?

Тот факт, что подобные взгляды получали поддержку, свидетельствует о степени террора, от которого дрожало все колумбийское общество. Один помощник генерального прокурора считал, что «угрозы – это не очень распространенное явление», но признал, что «если снова убьют нескольких людей, возникнет небольшая паника». Но помощник министра внутренних дел четко сформулировал отношение к возникшей дилемме: «Эти люди не задумываясь убьют даже четырехлетнего ребенка».

Можно сказать, что последняя атака на договор об экстрадиции началась, когда убили Гильермо Кано. За ним последовали военное положение, репрессии, расстрел Парехо Гонсалеса и, наконец, арест Карлоса Ледера. Через две недели после этого колумбийские СМИ подготовили репортажи, основанные на серии из четырех статей в «Майами Геральд» под общим названием «Самые опасные преступники в мире – Медельинский картель». Это был первый шаг совместной кампании по освещению проблемы незаконного оборота наркотиков, в которой СМИ поделили риски между собой. Ежедневные газеты Медельина «Эль Коломбиано» и «Эль Мундо» сначала отказывались это печатать, но затем, поддавшись напору коллег, опубликовали.