Коко Шанель

Итак, в 1953 году на подиумах воцарился «new look», без участия Дома Шанель, но с новыми игроками, заслуживающими упоминания (несмотря на уничижительные ремарки Габриэль, именно эти мужчины сделали послевоенную моду). Но сначала напомним, какой была мода во время войны: прямые, укороченные юбки без складок, квадратные плечи с подплечниками, похожие на армейские ремни, объемные карманы — короче говоря, костюмы напоминали военную форму. Строго регламентировалось количество ткани, которую разрешалось использовать на производство одежды. На пальто, например, нельзя было пустить более четырех метров ткани. На приобретение вискозы были введены купоны-карточки. Многие люди перешивали старую одежду на дому. Британская торговая палата поручила представителям английского Объединенного общества молодых лондонских дизайнеров разработать новую линию одежды, соответствующую принятому в 1941 году «Плану разработки утилитарной одежды». Модельеры создали 32 типа одежды, отобранные и разрешенные к массовому производству. Из продажи исчезли даже шпильки: женщины потеряли возможность закалывать волосы. Ограничения не коснулись только материалов для головных уборов, из-за чего в моду вошли широкополые шляпы и тюрбаны смелого дизайна. Вследствие нехватки кожи появились туфли на толстой пробковой платформе. Объемные шляпы отлично помогали скрывать неприбранные волосы и придавали простой одежде элегантный вид.

Неудивительно, что в послевоенное время женщины были готовы на все — даже снова затягивать талию в корсет и носить удлиненные пышные юбки. Эту тенденцию прекрасно почувствовал Кристиан Диор, доселе мало кому известный. На смену аскетизму приходят времена «расточительной роскоши». В моду снова входит образ женственной соблазнительницы. Талию затягивают, а пышная юбка делает бедра еще более округлыми. Огромное внимание уделяют аксессуарам, украшениям и декоративным элементам. Именно сороковые годы, а точнее, 1947-й, когда Кристиан Диор презентовал уставшей от войны публике свою коллекцию «New Look», подарили миру узкую, но всегда актуальную юбку-карандаш. Правда, если современная юбка-карандаш может быть какого угодно цвета, то омраченные войной сороковые годы диктовали черный, серый и синий цвета. Для моделей Диора требовалось огромное количество материала — долой военные ограничения! Шанель не изменяла себе: она опять критиковала корсеты, вычурность и чрезмерность.

Многолетняя бездеятельность никогда не была Габриэль по нраву. Но взрыв произошел именно в 1953 году, когда ей исполнился семьдесят один год. Пора на покой? Напротив! Она и так отдыхала слишком долго. Финансовое благополучие — это хорошо, но то, что делает с женской модой Диор, никуда не годится. Однако сначала Мадмуазель решила выпустить новые духи и назначила встречу Пьеру Вертхаймеру. Он сразу отказался от этой идеи: во-первых, ее воплощение требовало огромных затрат, особенно на рекламу, во-вторых, «Шанель № 5» и так прекрасно продавалась, в-третьих, другие марки довоенных духов, которые выпускала Габриэль, не провалились, конечно, но и близко не имели успеха пятого номера.

Тем не менее Мадмуазель сдаваться не намеревалась. Она вернулась в Париж, где ее восприняли как нелепую старушку: «Она была заурядна и представала перед любопытными репортерами сухонькой, в шерстяной юбке и маленькой черной кофте, такой скромной, что можно было подумать, она швейцарского производства. В 1953 году в Габриэль Шанель, которая хотела возродить моду, было что-то непоправимо провинциальное. Она казалась почти устаревшей. Ибо в одежде глаз привык к роскоши одних модельеров, к романтизму других. Впрочем, новая мода была весьма привлекательна, к чему отрицать?.. Кого можно заставить поверить, что Баленсьяга, Диор, Живанши, Фат, Ланвен и многие другие не заслуживали внимания? Напротив, они находились в зените славы, и предположение, что женщина в семьдесят лет сможет осуществить изменения в сфере, где они царили с таким блеском, казалось совершенно безрассудным»[45]. Дело касалось не только внешности, но и здоровья: в семьдесят один год невозможно оставаться крепкой «крестьянкой», готовой — не в переносном, в прямом смысле — горы свернуть. Стоит упомянуть всего две напасти: артрит и зрение. Артрит мучил суставы рук, которые теперь не так ее слушались, как раньше. Мадмуазель пуще прежнего колола булавками девушек-моделей. Зрение продолжало ухудшаться. Габриэль теперь не переносила яркий свет и носила темные очки. Остались съемки 1953 года. На кадрах худощавая женщина, слегка горбится, говорит резким, громким голосом. В ее позе странным образом смешались горделивость и усталость… но не в характере Габриэль было так легко сдаваться. А один эпизод придал ей сил и уверенности в успехе.