Со съемной квартиры возле Трокадеро она тоже съехала: Бой советовал ей уехать за город, дышать свежим воздухом. Габриэль подозревала, что суть заключалась вовсе не в свежем воздухе, а в желании Боя спрятаться от посторонних глаз. Он явно не собирался прекращать свои визиты к Габриэль, но теперь ему требовалось быть скрытным. В итоге она выбрала виллу «Миланез», с прекрасным парком и видом на Париж. Чтобы добираться до ателье и для поднятия собственного престижа, Шанель купила автомобиль. У нее появился личный шофер, которому даже после выхода на пенсию Габриэль продолжала платить зарплату. Девчонки из ателье всегда смотрели на дорогу, чтобы предупредить весь персонал о прибытии машины Мадмуазель — именно тогда за ней закрепилось это новое прозвище. Далее все зависело от настроения хозяйки. После помолвки Боя, а особенно после его свадьбы характер Габриэль изменился: она часто кричала на работниц, срывая на них плохое настроение. Иногда Мадмуазель бывала приветлива, но угадать, как сложится день, никто не мог.
Женился Бой в октябре 1918 года. Причиной для назначения даты послужила беременность Дианы — она родила в апреле следующего года (крестным дочери был сам Клемансо). В связи с этим окончательной победы над Германией ждать не стали. Ситуация на фронте улучшалась день ото дня, поэтому свадьба не казалась делом неуместным. Общие знакомые не преминули рассказать Габриэль подробности, а они были впечатляющими. Декорацией для его свадьбы послужило одно из владений графства Инвернесс: Бофорт-Касл был воздвигнут на холме. Местность вокруг состояла из прихотливого чередования земли и воды. Сомнений не возникало: вы находились в самом сердце Шотландии. Церемония прошла в личной церкви лорда Ловета, зятя невесты и четырнадцатого барона в роду. Лорд Ловет, благодаря своим исключительным знаниям, пользовался авторитетом в палате лордов. Надо прибавить, что во время бурской войны он командовал частным полком «Lovat scouts», сформированным из людей его клана, живших на его землях и зачисленных в полк его заботами. Его дети и близкие заполняли дом, где столы, большие фарфоровые вазы в восточном стиле, камины, ширмы, абажуры, подставки, заваленные тканями, и прочие многочисленные атрибуты Викторианской эпохи мало-помалу смягчили первоначальный суровый облик крепости. Гостеприимство Ловетов было ни с чем не сравнимо.
1918 год заканчивался победой над Германией. На улицах царила эйфория, но Габриэль Шанель вступала в новый год со смешанными чувствами: ее сердце разрывалось от боли, несмотря на триумфальный взлет Дома моды. Однако наступивший 1919-й припас для Габриэль куда более тяжкие испытания.
С момента знакомства Мися постепенно вводила подругу в свой круг. После женитьбы Боя Габриэль старалась больше времени проводить вне дома, и если это не была работа, то чаще всего это были вечеринки у друзей Миси. Раньше Кейпел знакомил Коко с людьми искусства, но в основном представлял ее певицам и актрисам, которые, подобно Шанель, жили на содержании у богатых мужчин. С иными представителями мира искусства он и сам не особенно охотно общался, предпочитая политиков и аристократов. Среди тех, с кем Мися знакомила Габриэль, были знаменитости: Стравинский, Дягилев, Нижинский, Пикассо, Кокто и многие другие гении того времени. Ей и ее салону Коко была обязана многими ценнейшими знакомствами — сама же Мадмуазель еще некоторое время выглядела провинциально на фоне своей роскошной подруги (часто — подруги-соперницы). Но на протяжении двух десятилетий распределение ролей менялось, и к середине тридцатых уже не было никаких сомнений, кому принадлежит Париж, новый Париж, в котором царят скорость, эмансипация и ар-деко. Конечно же Шанель, ее стилю, ее энергии, которая рождалась из соединения таланта, самостоятельности и расчета. И главное — из стремления все время что-то производить, создавать, получать результат. А Мисе всегда было достаточно тех результатов, которых добивались талантливые люди вокруг нее. Зато, в отличие от великой Мадмуазель, ей не пришлось увековечивать себя самой: с этим прекрасно справились десятки других гениев. Мисю часто называют музой ее великих современников, в то время как Шанель — меценатом. Сравнивать эти роли сложно, однако для Габриэль очень скоро именно ее роль стала спасением.