Кокон

Максим только головой покачал – никак нельзя было сказать, что эта смелая охотница еще меньше года назад была изнеженной дочкой нувориша, которая даже хотела покончить жизнь самоубийством. Как проклятый кокон меняет людей! Кто-то становится законченной сволочью, а кто-то наоборот… Как вот Марина, Петрович, Лешка… и даже сгинувший невесть куда «авторитетный лесовик» Трушин.

***

В деревню пришли уже в сумерках, по совету Марины крались околицей прямо к ее – крайней – избе, обычному деревенскому дому-пятистенку. Солнце тонуло в вечернем желто-фиолетовом мареве, на небе по-прежнему не было видно ни звезд, ни луны.

На крыльце старого клуба тусовались подростки – их громкие голоса и смех разносились далеко, на всю деревню. В окнах некоторых домов трепыхались дрожащие оранжевые светлячки – жгли свечи, большинство же, похоже, предпочитало с наступлением темноты укладываться спать – делать-то все равно нечего.

– Ну, располагайтесь. – Войдя в избу, Марина первым делом зажгла лучину. – Лешка вам покажет, что тут к чему, а я пока сбегаю, кое-кого позову из наших. Будем думать, как вам помочь.

– А стрела? – быстро спросил Тихомиров. – Не боишься, что по ней тебя обнаружат?

– Стрела? – Марина и Лешка как-то странно переглянулись. – Уж по ней нас никто не вычислит… Смотрите!

Она рванула со спины колчан, высыпала на стол охапку стрел, большей частью обычных, самодельных, но штук семь явно отличались от остальных: более массивные, с ярко-красным оперением и хищным наконечником из какого-то блестящего металла.

– На поляне как-то нашли, – туманно пояснила девушка. – В хижине.

– Что за хижина? – Максим сразу насторожился. – Где?

Марина пожала плечами и снова посмотрела на Лешку:

– Обычная такая хижина, круглая, в каких дикари живут. Лешка туда случайно забрел…

Тихомиров лишь усмехнулся:

– И откуда тут дикари?

– А откуда все остальное? Этот туман проклятый, кокон?

– Ладно, ладно, не митингуйте. – Григорий Петрович уселся на лавку, к печке и кивнул на охапку хвороста: – Растопить?

Хозяйка отмахнулась:

– Лешка все сделает, он у нас ответственный, хоть и бывший беспризорник, верно, Лешенька?

– Сама ты… – Парнишка беззлобно выругался и, проводив Марину, принялся возиться с печкой.

И вот через пару минут уже загудело в трубе и в устье печи весело забилось оранжево-желтое пламя. Сразу стало теплей, и Олеся уже хотела было сбросить с себя вымокшие Снегуркины наряды, да, искоса взглянув на Лешку с Петровичем, постеснялась. Да и Максим тоже: в конце концов, не сидеть же сейчас у печи голым, скоро и Марина вернется, незачем смущать девчонку.

– Я сейчас Маринкино что-нибудь принесу, – понимающе сказал подросток. – Не совсем ее – то, что от бабушки покойной осталось. Тряпья целый сундук! Да еще в шкафу – валенки, полушубки. Баба Ефимовна – так ее на деревне звали – ни за что не хотела из этой избы уезжать. Всю жизнь, говорит, здесь прожила, тут и умру. Так вот и случилось – соседи рассказывали.

Лешка ушел в дальнюю комнату – горница или как она там называлась? – и вернулся уже с грудой одежды: сарафан, кофты, юбки… Улыбнулся Олесе:

– Вы переодевайтесь, вон, за занавеской.

– Спасибо. – Благодарно кивнув, девушка прошла в комнату.

– Слушай, Леша, а что ты там за хижину отыскал? – нетерпеливо поинтересовался Максим.

– Да круглую. – Видно было, что парнишка отозвался как-то не очень охотно, и тут же попытался перевести разговор на другую тему: – А вы от самой лыжни бежали?

– От самой. Значит, в хижине и эти стрелы были?

– Были. И стрелы… и еще кое-что.

– А что именно?

Подросток зачем-то оглянулся и посмотрел в окно:

– А вы местным не скажете?

– Конечно, скажу, – сразу же заявил Максим. – По каждой избе пройдусь лично, верно, Петрович?

Лешка улыбнулся:

– Шутите. В общем, кроме стрел этих, в хижине той еще человечьи черепа были, целых четыре, и кости. Некоторые – в крови еще. А у нас в деревне как раз незадолго трое ребят пропали – вот пошли в лес и сгинули. А до того – еще старик один.

– Что же – людоедская, выходит, хижина? – покачал головой инженер.

– Выходит так… – вздохнул парнишка. – Мы с Маринкой потом, сколько ее ни искали, так больше и не нашли.

– Может, не там искали?

– Да нет. Там…

– А цветов там разноцветных… – Максим быстро осекся и радостно хлопнул в ладоши, увидев вышедшую из горницы Олесю в длинной старушечьей юбке, кажется плисовой, и зеленой кофте с большими перламутровыми пуговицами. – Вот это да! О, ма шери! Вы кто? Коробочка или мадам Помпадур?

В этот момент снаружи, на веранде, послышался топот – кто-то сбивал с ног снег. Затем дверь открылась и в избу вошли трое – Марина, какой-то седоватый дедок в интеллигентских роговых очках, но вполне еще крепенький, и здоровенный рыжий детина едва не под потолок. Оба показались Максу знакомыми… Ну конечно! Именно рыжего тогда били на заправке, именно ему помог вот этот дедок и еще опер, Артем…

– Петренко! Иван Лукич! – Инженер радостно вскочил с лавки. – А мы ведь к тебе и шли!

– Я тоже рад тебя видеть, Гриша.

Петрович и дедок радостно обнялись.