Кокон

– От… Слушай, все-таки я ее тайны выдавать не буду – хорошо? Короче, несладко ей пришлось. Очень и очень несладко.

– Поня-а-атно…

Они вернулись в дом как раз к налитой стопке, выпили, после чего снова заговорили о Петровиче – что хорошо б его спрятать подальше, так, чтоб никто не прознал.

– Есть тут стукачи, есть, – хмуро кивал Петренко. – Я даже догадываюсь кто. Вот, скажем, один молодой человек, из города…

Жека хмыкнул:

– Мишка Хмыреныш что ли?

– Ну да, он… Нет-нет, Мариночка, мне больше не наливайте, все. Так вот, о Мише… Его здесь у нас Хмыренышем прозвали. По специальности он, прости, Господи, программист, по нынешним временам – нахлебник, к крестьянскому труду не приспособлен, рыбу ловить не умеет, даже грибы собирать – и то не ходок. А живет один, никто его не содержит… Я как-то за его избу заглянул – туда, к лесу, – мать честная! Одни консервные банки! И все свеженькие – тушенка, шпроты, фасоль… Откуда, спрашивается? Кто и для чего подкармливает?

– А я давно говорил: давно надо было этого Хмыреныша удавить! – стукнув кулаком по столу, громко заявил Жека.

Удар был такой силы, что подпрыгнула со звоном посуда, а одна из стопок – недопитая, Олесина, – опрокинулась, и юная хозяйка избы принялась протирать стол тряпкой.

– Ну, ты это… извини. – Детинушка сконфуженно шмыгнул носом, и Марина шутливо щелкнула его по лбу:

– Да уж ладно! – И посмотрела на Лешку: – Мы сегодня с тобой на печи спим. Кровати – для гостей.

– Само собой, – по-мужицки солидно отозвался мальчишка.

Обещав Петровичу «что-нибудь придумать», Петренко с Жекой ушли, пожелав гостям спокойной ночи, и те принялись укладываться спать.

Максиму с Олесей было постелено на просторной деревенской кровати с высоким матрасом и большими никелированными колечками и шариками. Сшитое из разноцветных лоскутков одеяло казалось волшебным покровом какой-то феи сна – едва молодые люди улеглись, как их веки тут же смежились. Первой – почти сразу же – заснула Олеся, а Максим, конечно же, сперва подумывал и о сексе – была у него такая мысля, однако по здравом размышлении пришлось ее прогнать: во-первых, Олесю будить жалко – натерпелась, бедолага, умаялась, а во-вторых, стыдно как-то: вон, Петрович за занавеской храпит, да и на печке Марина с Лешкой о чем-то долго шептались, хихикали. Да еще деревенские ходики на стене – старинные, с гирями: тик-так, тик-так… Вот под это «тик-так» Максим и уснул, а когда проснулся. было уже позднее утро.

Марина, судя по звукам, возилась у печки – готовила завтрак или обед, а Лешки что-то было не слыхать, видать, уже усвистал куда-то.

Олеся, кстати, еще спала…

Тихомиров не стал ее будить, осторожно поднялся, вышел на кухню.

– Доброе утречко, – сказал негромко.

– Ой! – Марина обернулась, оторвалась от стоявшей на ошестке посудины. – Это вы, Максим Андреевич… Как спалось? Как девушка ваша?

– Спасибо, хорошо. Вашими заботами, Мариночка!

Ах, ну до чего ж она была хороша! Просто дюже как хороша в этих узеньких джинсиках, в коричневой с белыми кружевами кофте, лихо завязанной на животике в узел. Ах какой животик… И под кофточкой – чувствуется – больше ничего-ничего нет!

– У вас тут на лице что-то… соринка… – Марина приблизилась, протянула руку. – Я сейчас сниму…

Ах… Тихомиров закусил губу… как же хотелось ему сейчас схватить эту «новорусскую» девчонку в объятия, развязать кофточку, осторожно целуя грудь, стащить джинсы…

А девушка, словно что-то почувствовав, подалась к нему, коснулась явно ощутимой под тоненькой кофточкой грудью.

На веранде загремели ведра.

– Лешка воды принес. Надо встретить.

Марина поспешно отворила дверь, глядя, как пришедший с колодца Лешка деловито поставил в углу ведра с водой. Уселся на лавку, распахнув полушубок:

– Чего скажу!

– Чего? – Девушка скривила губы в усмешке. – Небось опять все сплетни по деревне собрал? И что интересного говорили на этот раз колодца? Обсуждали последние моды? Или у кого какая корова отелилась?

– Не-а… – Лешка покачал головой. – Просто Мишка Хмыреныш для чего-то пацанов к себе в избу зазвал.

– Мишка Хмыреныш? Пацанов? – Марина недоуменно пожала плечами. – Так он же вроде не голубой?

– Не голубой… А позвал! Не всех, а только самых проверенных, с кем и раньше, еще когда компьютерщиком был, знался.

– Ну, позвал… И что?

– А то! – Подросток приосанился. – Я вот думаю: наверняка Мишка их на какую-нибудь пакость подбить хочет! Такой уж он человек – подлый.

– О чем разговор, молодые люди? – наконец поднялся и Григорий Петрович.

Обернувшись через плечо на ходики, хмыкнул:

– Вот это да! Двенадцатый час уже. Давненько я так не спал!

– Я, кстати, тоже, – засмеялась за занавеской Олеся. – Спасибо хозяевам.

Марина пожала плечами:

– Да не за что. Садитесь вот завтракать. Лешка вчера, до вас еще, на речке рыбы наловил – я ушицу сварила. Лешка, есть будешь?

– Не-а… Пойду на речку сбегаю. Может, снова так с рыбой повезет?

Схватив с печки шапку, мальчишка выскочил из избы.

А гости, степенно умывшись под рукомойником, уселись завтракать.

– Иван Лукич в полдень обещался зайти, – негромко сказала Марина. – Вы лепешки-то ешьте! Заместо хлебца.