После выпуска я вернулся домой. Теперь Шаша раз в пару дней приходила к воротам Наньюаня и поджидала меня после работы. Потом молча шла за мной до подъезда и отдавала пакет. За это время я успел сменить несколько девушек, Шаша всех их видела. Между нами будто существовала молчаливая договоренность: если я был не один, пусть даже с тетей, Шаша к нам не приближалась. Уволившись, я перестал выходить на улицу по расписанию и какое-то время ее не встречал. Потом Сяо Кэ поселилась в квартире на третьем этаже, однажды я вышел от нее и увидел на лестнице Шашу. Она удивилась, что я спускаюсь с третьего этажа, спросила: ты переехал? Я сказал: нет, но больше не стал ничего объяснять. Уезжал в командировку? Я ответил, что уволился. Вот как, она кивнула и вытащила пакет. Я подумал, что Сяо Кэ может однажды увидеть ее здесь, и сказал Шаше: давай договоримся – встречаемся у входа в наньюаньский магазинчик, каждую субботу в двенадцать часов дня. Больше сюда не приходи. И она в самом деле перестала ходить ко мне домой, но я часто забывал о нашем договоре, а иногда попросту ленился выйти на улицу. Потом умерла бабушка, Сяо Кэ ушла, и я несколько недель не появлялся у магазинчика. Но как-то вечером вышел выбросить мусор, а Шаша тут как тут, выглядывает меня с площадки третьего этажа. Сразу пустилась объяснять: я ждала тебя на улице, но там дождь, пришлось заскочить в подъезд. Она промокла до нитки, с волос лилась вода. Протянула мне пакет, улыбнулась: ну, не буду тебя задерживать, только подожду здесь, пока дождь стихнет. Я закурил, голова немного кружилась со сна, засыпал я тогда на рассвете. Докурил, но все еще медлил уходить, хотелось подышать немного влажным воздухом с улицы. Тем временем дома тетя закончила плакать и взялась скоблить стол. Был понедельник, я собирался пойти на собеседование, но проснулся перед самыми сумерками. Еще одного дня как не бывало. Шаша спросила: ты ел? Тетя могла услышать наш разговор, и я жестом велел ей идти за мной. Мы поднялись на третий этаж, я прислонился к двери и снова закурил. Раньше здесь жила Сяо Кэ, перед дверью лежал коврик, который она купила. Я поддел его ногой, раздался слабый металлический звон. Это был ключ. Увидев, как он серебрится в пыли, я почти почувствовал решимость Сяо Кэ забыть все, что связано с этой квартирой. Хотел пнуть ключ, но почему-то наклонился и подобрал его. А потом услышал, как говорю: может, зайдешь, посидим немного?
Я отпер дверь, и мы зашли в квартиру. Матрас не выглядел таким уж огромным, а мне помнилось, что он занимал едва ли не всю комнату. Натянутая простыня была покрыта толстым слоем пыли, но все равно выглядела белоснежной. Я сел, потом запрокинул голову и медленно растянулся на матрасе. Шаша легла рядом. Дождь барабанил по стеклам, как будто лето вернулось. Глядя в потолок, я протянул руку и расстегнул ее сырую кофту, стиснул грудь. Кожа у Шаши была мокрой от дождя, сосок напоминал заледеневшую шахматную фигурку. Я погрузил пальцы внутрь ее тела, чувствуя льющееся оттуда тепло. Она дрожала, в комнате было холодно, по потолку шла трещина. Тепло становилось гуще, обволакивало пальцы. Я ощутил, как в тело мало-помалу возвращается желание. Набухшая, пылающая, абсолютно бессмысленная, но по-настоящему жадная воля к жизни. Я перевернул ее на живот, вошел сзади и кончил.
С тех пор Шаша каждый вечер поджидала меня на площадке второго этажа, а когда начались холода, я отдал ей ключ Сяо Кэ. Кроме пакетов с печеньем, она приносила пиво – запомнила мою любимую марку и всегда покупала только ее, а если не могла найти нужное пиво в ближайшем супермаркете, отправлялась на поиски в дальние магазины. Иногда пила со мной, но совсем чуть-чуть – боялась, что алкоголь вызовет приступ астмы. Почти каждый день мы занимались любовью. Я допивал пиво, выключал свет и представлял, что лежу на деревянном плоту, а потом входил в ее тело. Сначала я думал, что просто пытаюсь воскресить в памяти времена, когда Сяо Кэ была рядом, пока однажды не понял, что давно одолел этот рубеж и оказался в каком-то новом месте. Не знаю, с чего это началось, но я заметил, что Шаша изменилась, стала более отзывчивой, влажной. За ограниченным темным разумом скрывались талант и пугающая сила. Наверное, именно ограниченность и отсутствие склонности размышлять позволяли ей так глубоко окунаться в собственное тело, улавливая даже мельчайшие оттенки ощущений. Она жадно впитывала все наслаждение до последней капли, старалась растянуть его как можно дольше. Скоро я понял, что она подчинила меня своей воле, она чувствовала ритмы моего тела, знала все его нужды. Пугающий опыт. Поэтому не то в наказание, не то в попытке ее обуздать порой я прибегал к насилию. Но для нее это было скорее наградой, в грубости она находила лишь новое наслаждение. Шаша не знала стыда и самолюбия, и ее бесстрашная натура толкала нас взламывать новые и новые границы.