Кокон для Стены Плача

Big chief — действительно большой смуглый человек лет шестидесяти, крупные черты лица, руки как грабли, в классическом европейском костюме, при галстуке. Громко рокочет в микрофон:

— Ladies and gentlemen! May the New Year come with all…

Далее следует бодрый спич, который мне, как и Марине, уже трудно воспринимать — наш инглиш слаб. Мудрый Иосиф, сидящий с нами за одним столом, вполголоса переводит:

— Позвольте Новому Году прийти со всем, что есть в жизни — счастьем, радостью, успехом, процветанием, счастливого Нового Года!

Дальше — обыкновенная русская пьянка, как в заурядном кабаке, под знакомую музыку (вперемежку — русские и англоязычные хиты), если бы не экзотика в виде местных жителей, наряженных в настоящую арабскую одежду — длинные балахоны, чалмы. Задействован весь персонал отеля.  Максимка стоит скромно у стола с напитками, одетый, насколько мне известно, в галабею — просторную белую рубаху до пят, на голове платок-куфия. Он наполняет бокалы и рюмки, иногда помахивает кому-нибудь своей черной ладошкой.

Захмелев после бренди, я стал искать нашего великого целителя, покорителя всех дамских сердец, великого воина, героя, «победителя» израильтян всея Синая — Шера. Я представлял его одетого в нелепую для него местную одежду — чего не сделаешь ради того, чтобы угодить начальству, дающему тебе разрешение практиковать на его территории, чтобы ты мог зарабатывать свои фунты и отвозить их прожорливому семейству. Конечно, я сейчас найду его, мы вместе с Мариной подойдем к нему и пошутим-пошутим, конечно, пошутим. А он будет улыбаться, как нищий угодливый сын пустыни, наконец в своем истинном образе, а не в подобии европейца, до которого ему…

Я действительно, скоро нашел Шера.

Смуглый эскулап, к моему разочарованию, одетый в черный костюм, при галстуке, в пику скоморошным соотечественникам, скрестив руки на груди, стоял в уголке, под сенью пальмы, и как-то, мне показалось, снисходительно смотрел на весь наш селебрейт, на услужливость соплеменников, на разгул и беспутство русских, на поглупевшие лица пьяных мужчин, на откровенные лица женщин, ставших развратными в движениях, в мимике, в возгласах.

Оказывается, столик Большого шефа рядом с нашим. С ним — моложавая женщина восточного облика, крашеная под рыжую, явно не жена. Ее восточность не такая, как у арабок, встреченных здесь. Черты более тонкие, кожа почти белая. Мне она почему-то показалась турчанкой (возможно, потому или «для того чтобы» как-то выделить ее необычность).

— Она семитка? — спросил я у Иосифа.

— Не уверен, — ответил Иосиф после некоторого раздумья. Но ведь… если задаться подобным вопросом относительно вашей красавицы… — он улыбнулся Марине, — тоже трудно ответить однозначно.

— Я вижу, она вам обоим понравилась, — ревниво проворковала Марина. — Я не удивлюсь, если вы ее сейчас окрестите фараоншей. Ах, ненадежные мужчины, все вы одинаковы!

Качнув плечами и хмыкнув, она отвернулась.

Странным показалось, что Биг чиф и его рыжая лахудра, которую мы Иосифом должны были «окрестить» фараоншей, курили как проклятые: то и дело щелкала зажигалка, дымились сигареты, вдыхался дым, потом гасилась сигарета, и через минут пять все повторялось. Как в прошлом курящий, я понимал, что так коптить и получать от этого удовольствие, невозможно. Возможно только мучение. Но, вероятно, такое мучение было чем-то необходимым в этой своеобразной, несколько суетливой игре. Суетливость проступала в излишней эмоциональности — в реакциях на выступления артистов, трудившихся вовсю, на пьяные тосты русских, то и дело выходивших к микрофону, да и просто на танцы, в которых, где в соло, где в группах, зажигали дочери и сыновья русских лесов и полей. Big chief то и дело вскидывал большие руки над головой и, демонстрируя своей соседке силу и темперамент, хлопал в огромные ладоши. Заметно было, что вся эта показная удаль давалась пожилому человеку с трудом, он уставал, тяжело дышал, потел, и опять тянулся к пачке сигарет и щелкал зажигалкой (в эти секунды он отдыхал). Лахудра старалась не отставать, умудрялась извиваться на стуле, аплодируя и выдавая мимические обоймы. Спиртного на их столе не было — не могло быть по всем нормам морали, так же как нельзя было увидеть употребляющего спиртное любого из находящихся здесь арабов. Но — дань европейству! — рядом со столиком Биг чифа стоял бутафорский атрибут — постамент с ведром, якобы со льдом, из которого торчал макет роскошной бутылки, похожей на «Советское шампанское».

«В номере оторвутся!» — сказал проницательный Иосиф, там, где не нужно обладать особой проницательностью. Все читалось сию минуту и угадывалось наперед.