Читаем Кокон (СИ) полностью

– Куроко? – Акаши попытался подняться на колени, но едва он это сделал, как голова закружилась, и он упал на диван, ощущая, насколько тяжелым стало его тело. Ещё никогда он не ощущал запах Тецуи во время течки настолько сильно. Всегда между ними была какая-то преграда – либо таблетки, либо порог комнаты, за который ему не позволялось ступить. Сейчас же, когда действие препарата закончилось, а аромат высвободился, казалось, он наполнил всю гостиную. Запах сносил крышу и смешивал все мысли в запутанный клубок. Думать и рассуждать абсолютно не хотелось, тело начало наливаться жаром и бесконтрольным желанием. Если раньше Акаши просто хотел его, то сейчас в любую секунду был готов наброситься и сожрать.


«Почему это настолько сильно действует на меня?» – страдая от внезапно нахлынувшего вырывающегося желания, он прикусил язык до крови и всё же смог подняться на ноги, ощущая в себе странную, но необузданную силу.


– Акаши-кун… – перевернувшись на спину, Тецуя смотрел на него из-под приоткрытых век. Должно быть, Сейджуро разбудил парня, когда упал на него.

– Мне… Лучше оставить тебя, – тяжело дыша, прошептал он, чувствуя, как сводит ноги от перенапряжения. Акаши хотел сдвинуться хотя бы на шаг, но будто прирос к полу, не в силах отвести взгляд от брата. Тецуя, обреченно взглянув на него, тяжело вздохнул и сильнее стиснул себя руками.

– Мне плохо, Акаши-кун… – прошептал юноша, закрывая глаза. Сейджуро заметил, как по его лицу стекла слеза, и внутренне содрогнулся.

– Что… что я могу сделать для тебя? – дрожащим голосом спросил он, падая перед ним на колени. Куроко окинул его мучительным взглядом и покорно закрыл глаза. Брат понял всё без слов.


– Но ведь мы не можем, ты же знаешь, – едва слышно ответил он, с трудом контролируя своё прерывистое дыхание. – Если мы поддадимся инстинкту, то потом будем сожалеть об этой ошибке всю оставшуюся жизнь.

– Я знаю, знаю это, Акаши-кун. Мы не пара, мы не совместимы, мы братья… Что потом я буду жалеть об этом, но сейчас… Нет ничего, о чём бы я мог думать больше, чем об этом. Все стены, что разделяют нас, рушатся в мгновение… – Тецуя, открыв глаза, снова посмотрел на брата, который находился всего в нескольких сантиметрах от него.

– Я… обещал ему, что не причиню тебе боли, – признался Сейджуро.

– Кагами-куну? – без особого удивления спросил тот.

– Да, – ответил Акаши и решился сделать вдох. – Ведь ты наверняка думаешь и будешь думать о нём, даже если мы станем близки. Потом это доставит ещё больше боли.


– Это… не так, – с трудом произнёс Тецуя, а его голос внезапно задрожал. – Последние полгода, с тех пор, как прочитал твоё письмо, я могу думать лишь о тебе. Зная, что ты неосознанно убил его, чувствую вину перед тобой за то, что бросил тебя тогда одного. Наверное, Кагами-кун возненавидел бы меня за это, ведь я предал его. Но… – Тецуя замолчал и мучительно покачал головой, не в силах выразить свои противоречивые чувства словами. Понимая, что больше не может контролировать себя, Акаши склонился и жадно прижался к его губам. Глаза тут же начала застилать непонятная алая пелена, он не видел ничего и никого, мог лишь ощущать своё ненасытное и дикое желание, которое завладело им, словно рабом.


Отвечая на неистовый поцелуй, Куроко что есть силы прижал брата к себе, чувствуя, что его ослабевшие руки не в состоянии обнять так крепко, как хотелось бы. Прерывистое стоны смешивались с беспорядочными движениями их языков, а горячее дыхание обдавало губы.


– Акаши-кун… – тело Куроко мелко дрожало, а пальцы настолько вспотели, что скользили по одежде Сейджуро, цепляясь за неё. У Акаши голова шла кругом – он никак не мог сфокусировать свой взгляд на объекте обожания. Он тоже трепетал, но в отличие от Куроко его била крупная дрожь, а задыхался он даже сильнее, чем брат.


– Твой запах… сводит меня с ума… – прошептал Сейджуро, вновь голодно целуя омегу. Его пальцы, забравшись под одежду, коснулись горячей кожи, и Тецуя снова содрогнулся в томящем желании.

– Пожалуйста, Акаши-кун… – в забытьи прошептал он, закатывая глаза и откидывая голову, предоставляя своё тело брату.

– Я не хочу причинить тебе боли, – напряжённо выдохнул Сейджуро, – но…

– Ты причиняешь мне боль сейчас… – едва шевеля губами, ответил Тецуя, вожделенно смотря на юношу. Его томящий взгляд стал последней каплей, которая окончательно сорвала Сейджуро крышу. Желание было слишком сильным, почти безумным, и Акаши, отпустив разум, поддался ему.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство