Читаем Кокон (СИ) полностью

Сорвав брюки с Куроко и расстегнув свои, юноша забрался на брата, и когда его плоть коснулась промежности омеги, он почувствовал, насколько тот влажный и возбужденный. Его тело инстинктивно двинулось, и в следующее мгновение он проник в Куроко. Тецуя надрывно простонал, цепляясь влажными пальцами за волосы Акаши. Тот испугался, что от боли, но на лице брата застыло такое блаженство и упоение, что Сейджуро распалился ещё сильнее. Их тела настолько беспрепятственно соединились друг с другом, что Куроко даже не вспомнил о какой-то боли. Его истомленное тело само сделало всё, чтобы завлечь и заполучить долгожданного партнера. И теперь лишь хотелось не отпускать его ни при каких обстоятельствах.


– Куроко… – Акаши, нависая над ним, алчно скользил губами по участкам тела, которые не покрывала ткань: по пульсирующей коже на шее, по выпирающим ключицам, по запрокинутому подбородку и приоткрытым влажным губам… Большая часть одежды до сих пор была на них, оба вспотели от бурлящего желания и резких быстрых движений. Они молчали, не в состоянии что-либо говорить, но окружающие их звуки были лучше любых слов. Однако вряд ли парни что-то слышали, кроме своего частого дыхания и тихих сладких стонов.


Тецуя тоже стремился коснуться Сейджуро, поэтому, при любой возможности он целовал его и ласкал своими опаляющими губами. Ему хотелось большего, намного большего, как и Акаши, но их изможденные желанием тела достигли предела слишком быстро. Удовольствие ударило Сейджуро в голову: на несколько долгих мгновений он потерял себя, а вот Тецуя очнулся гораздо быстрее, ощущая, что всё только начинается.


– Куроко… – после того, как всё закончилось, Акаши настороженно посмотрел в раскрасневшееся лицо брата и убрал ладонью пот с его лба. Парень слабо улыбнулся.

– Что?

В глазах Акаши внезапно появилось чувство обреченности и вины, которые перекрыли недавнее счастье.

– Что случилось? – Тецуя почувствовал, как сердце ёкнуло в груди от его прохладного взгляда.

– Наверное, я никогда не смогу сравниться с Кагами, – глухо произнес он, смотря перед собой. – С твоим идеальным альфой, – его губы саркастически изогнулись в отвращении к себе. Тецуя, поняв его слова, приподнялся и грустно улыбнувшись, провел ладонью по красным волосам.

– Ничего не было, Акаши-кун, – мягко произнес он. – Поэтому мне не с чем сравнивать.

– То есть? – Сейджуро, тоже приподнявшись, удивленно посмотрел на него. – Я слышал ваш разговор в спортзале. Вы же…

– Мы не успели, – голос Тецуи стал тверже. – Я просил его немного подождать, думал, у нас вся жизнь впереди, а оказалось вот так… – опуская голову, рассказал Куроко. Акаши, снова ощущая гнетущее чувство вины, молча смотрел перед собой, невольно думая, что всё испортил. Однако, не успел он окончательно погрузиться в хаос, как внезапно почувствовал на себе трепетный поцелуй Куроко и с легким изумлением взглянул на него.


– Всё уже в прошлом, – прошептал Тецуя, водя чуткими пальцами по его спине. – Сейчас у меня есть ты, и лучше тебя не может быть никого.

– С тобой правда всё в порядке? – Акаши поднялся на ноги и тут же покачнулся, ощущая слабость. Куроко тоже приподнял спину, держась за диван.

– Да, но… кажется, мне этого недостаточно, – смущенно пробормотал он, снова заливаясь краской.

– Да, мне тоже, – согласился Сейджуро, снимая с себя влажную футболку и измятые брюки. Тецуя почувствовал новый прилив жара, когда взглянул на его обнаженное красивое тело, которое сейчас напоминало скульптуру греческого атлета. Он поднялся на ноги и, приблизившись, положил ладони на расправленные плечи.


– Хочется касаться тебя, – проговорил юноша и прижался губами к его плечу, а затем провёл кончиком языка по ключицам и оставил поцелуй на впадинке между ними.

– Мне тоже, – судорожно вздохнув, ответил Акаши и расстегнул рубашку брата. Та соскользнула с его тела и опустилась на пол. Тецуя, сделав шаг назад и прислонившись к стене, на мгновение почувствовал себя незащищённым, но пристальный взгляд Акаши заставил его забыть обо всём. Прижавшись к нему, Сейджуро снова страстно примкнул к его губам, а затем медленно, ведя губами и руками по телу, опустился на колени.


– Что ты… – мелко задрожал Тецуя, когда ладони Акаши легли на его бёдра. Вместо ответа тот слегка вытянул шею и коснулся языком его члена. Куроко покачнулся и попытался отстраниться, однако пальцы Сейджуро сильнее вцепились в его бёдра, не давая отступить назад.

– Я хочу это сделать, Куроко, – подчеркнул он, охватывая всё больше поверхности своим языком и подключая губы. Тецуя, невольно вздрагивая, смущенно закрыл глаза, понимая, что не может смотреть ни в одну сторону. Чем дольше двигались губы Акаши, тем сильнее подкашивались его ноги: он запрокидывал голову, прижимая затылок к стене. С его бедер скатилось несколько прозрачных капель и упали на пол. Акаши, обратив на это внимание, отстранился, а Куроко наоборот, рухнул на колени. Их лица снова оказались напротив друг друга, и Тецуя, без задней мысли, поцеловал своего брата.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство