Читаем Кокон (СИ) полностью

– Когда мы играли в сёги. Ты отличаешься поразительной забывчивостью, когда что-то касается тебя лично. Я уже говорил тебе об этом два раза: перед своей смертью и когда мы играли в сёги. А ты опять забыл, что ты – альфа, Акаши, – усмехнулся Кагами, наслаждаясь ошарашенным видом бывшего одноклассника.


– Что? Но это невоз… – губы Сейджуро едва шевелились.

– Возможно, – снова прервал парня Тайга. – Ты и альфа и бета в одном лице. Словно бабочка в коконе, – сравнил он. – Ты родился перевертышем. С двумя сущностями альфы и беты. Однако стал бетой. Знаешь, почему?


Акаши заторможено покачал головой, смотря на Кагами во все глаза.


– Потому что, как альфа ты не можешь контролировать себя. Находясь в пограничном состоянии, ты меняешься: сущность альфы пробивает кокон беты и вырывается наружу. Сильные эмоции на грани – ненависть, ярость, гнев или страсть пробуждают в тебе вторую сущность, сущность альфы. Она была запечатана в тебе с самого начала, потому что она – сокрушительна и беспощадна. Бете удаётся её контролировать, но порой она пробуждается, когда тобой завладевают сильные эмоции. И Куроко – ключ к твоей второй сущности. Ведь она пробудилась лишь из-за него и для него. Считая меня своим врагом, ты смог избавиться от конкурентного альфы. Пытаясь дать Куроко полноценную жизнь, ты инстинктивно позволил альфе в полной мере насладиться соитием.


– Не могу в это поверить, – Акаши качал головой, смотря в пространство. – Ведь за всю свою жизнь я ни разу не испытывал подобного состояния…

– Ты помнишь, когда это началось? Когда ты стал меняться? – Кагами начал ходить вокруг него. – Когда впервые почувствовал, что эмоции выходят из-под контроля?

– Когда порог этого дома переступил Куроко, – тут же ответил Акаши. – Тогда я впервые почувствовал сильную ненависть и влечение к нему. До этого… меня никто не привлекал, даже омеги, – признался он. – Потом начали происходить странные вещи, – юноша нахмурился. – Сожжённые сёги, разорванные книги и… твоё убийство, – он виновато посмотрел на Тайгу, который остановился. – Я не помнил, как сделал это, но кроме меня никто не мог.

– Видишь, всё сходится, – отметил Кагами.

– Но сейчас – я по-прежнему бета. Как мне разорвать этот кокон и стать полноценным альфой? - ухватившись за эту мысль, Акаши почувствовал, как внутри всё заволновалось. Однако Кагами лишь сдвинул брови.

– Тебе это не нужно. Твой кокон – твоя защита. Если не будет его, ты потеряешь и себя, и Куроко, – покачал головой Тайга.

– Значит, я останусь таким, каким и был прежде? – разочарованно спросил Акаши, ощущая, как недавняя радость испарилась за мгновение.

Тайга утвердительно кивнул и взглянул на дверь. Сейджуро понял, что тот собрался уходить.


– Ещё один вопрос, Кагами, – он схватил парня за руку. – Откуда ты всё знаешь обо мне?


Тайга стоял к нему спиной, поэтому Акаши не видел его лица, но когда тот развернулся… Сейджуро лишь на миг уловил, что на него смотрят собственные глаза, только не алого, а золотистого цвета.

– Может, потому что, я – это и есть ты?


Чувствуя, как сердце замерло в груди, Акаши распахнул глаза и увидел перед собой белую пелену. Вглядевшись, он понял, что это потолок его комнаты. Прошло несколько секунд, прежде чем парень осознал, где находится и что делает. Кагами больше не было и того странного видения с желтыми глазами тоже. Он лежал на кровати вместе с Куроко, который прижимался к его плечу. Стоило Акаши вдохнуть поглубже, как он почувствовал знакомый и привлекательный запах. Течка у омеги закончилась, и аромат уже не сводил с ума, но притягивал так же сильно, как и раньше.


«Но… сколько же времени прошло?» – озадачено подумал Сейджуро, осторожно, чтобы не разбудить Куроко, приподнимая спину. Однако Тецуя, слабо промычав, всё-таки приоткрыл глаза.


– Акаши-кун? – пролепетал он, всматриваясь в лицо брата.

– Прости, я разбудил тебя, – коснувшись его лба, Сейджуро улыбнулся. Впервые за долгое время он ощутил неизвестное тепло внутри себя.

– Нет, я уже проснулся, – возразил Тецуя и сладко потянулся. Он чувствовал себя на удивление легко, свободно и бодро, а внутри установилось какое-то равновесие, которого не было прежде. Лишь одна мысль омрачала его радужное настроение – его брат. Несколько минут они просто сидели в кровати, прижавшись друг к другу. Акаши невольно перебирал волосы брата и смотрел куда-то в пространство. Тёплая улыбка постепенно гасла, и вскоре его лицо помрачнело, когда он понял, что на этом всё закончится.


– Что с тобой? Ты снова угрюм, – замечая на его лице напряжение, сказал Куроко. – Думаешь о том, что произошло?

– Не совсем, – Акаши развернулся к нему. – Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор как мы вернулись домой с той вечеринки?

– Хм… часов пять? – наугад предположил Тецуя.

– Думаю, около трёх дней.

– Что? – ахнул Куроко. – Не может быть. Мы же только недавно…

– Да, сначала я тоже думал, что недавно, но у тебя течка закончилась, и на часах… – он взял в руки мобильный.

– Время пролетело так незаметно… – рассеянно пробормотал Куроко, не понимая, как пропустил целых три дня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство