Читаем Кокон (СИ) полностью

– Да, и мы постоянно были вместе, – напомнил Акаши. – Эти три дня были самыми счастливыми в моей жизни, – тихо добавил он. – А сейчас приснился странный сон, – не давая Тецуе сказать, продолжил юноша. – Сначала я снова встретил Кагами, но потом внезапно увидел себя.

– Себя? – удивился Куроко.

– Да, но я был каким-то другим. Как будто… альфой, – неуверенно признался Сейджуро. – Я не знаю, есть ли во мне часть альфы на самом деле, или это лишь плод моего воображения – ведь я всегда хотел стать альфой. Но… Теперь я хочу этого не для себя, а для тебя. Хотя не знаю, изменит ли это что-то между нами, – юноша посмотрел в глаза брата. – Ведь мы… теперь должны забыть о том, что произошло, верно?


– Акаши-кун, – серьёзно произнёс Куроко, подтягивая колени к животу и обхватывая их. Сейджуро, почувствовав в его тоне тяжесть, понял, о чём тот хочет сказать.

– Это была ошибка, – вместо Тецуи произнёс брат. – Ты об этом?

– Нет, это не было ошибкой, – тут же возразил Куроко. – И я не жалею об этом. Да, мы поддались инстинкту, но знали, на что шли. Желание было слишком сильным, а мы слишком слабыми, чтобы сопротивляться. Точнее, слабым был я – ведь я не отпустил тебя. И я совсем забыл о том, что ты не просто бета, а мой брат, – парень спрятал лицо в ладонях. – До этого… мы ведь несколько раз встречались во время моей течки, но я не чувствовал к тебе такого желания. Что-то изменилось – возможно, это потому что я полюбил тебя, как брата, но тело восприняло эту любовь по-другому и… опорочило её.


– Да, я понимаю тебя, Куроко, – угрюмо произнёс Сейджуро, выслушав его. – Наверное, всё как раньше теперь не будет, но мучить тебя больше не стану. Мы прекрасно знали, что это лишь на раз, что продолжения не будет, что виной всему лишь инстинкт, не больше. Я не буду принуждать тебя стать моим, как тогда, просто позволь мне остаться твоим братом.

– Конечно, Акаши-кун, – слабо улыбнувшись, Тецуя протянул руки и крепко сжал его в объятьях. – Мы останемся братьями, несмотря ни на что. Спасибо, что понимаешь меня.

– Это меньшее, что я могу сделать для тебя, – прошептал Акаши и, поднявшись на ноги, вышел из комнаты.


Да, он знал, что этим всё закончится. Что когда спадет наваждение от похоти, и ум прояснится, они оба будут сожалеть о своём поступке. И не потому, что они бета и омега, а потому что они – братья.


«Кагами был прав – даже будь я альфой, у меня не было бы шанса, потому что мы родственики, – размышлял Акаши, быстро умывшись и приняв душ. – Он достоин большего, чем жизнь в постоянном опасении и давлении. Он должен быть с альфой», – продолжал убеждать себя Сейджуро, выходя из ванной.


– Надеюсь, слуги ничего не видели, – смущенно произнёс Куроко, когда они вместе приготовили завтрак. Парни вели себя так же, как и прежде, однако между братьями всё же появилась прозрачная, но крепкая стена.

– Даже если и видели – ни один не вынесет из этого дома ни звука, – голос Акаши прозвучал так угрожающе, что Тецуя невольно содрогнулся. – Личная жизнь хозяев не должна их волновать.

– Как думаешь, а кто-нибудь из наших однокурсников может догадаться, что мы были вместе? – снова едва слышно спросил Куроко, опустив глаза.


Акаши невольно изогнул губы, ставя чашку на стол.


– Говорят, когда омега долго живет с альфой, запах того окутывает его. Не знаю, возможно ли это с бетой. Вряд ли кто-то узнает – ведь мой запах слабый, – улыбнулся Сейджуро. – Ты ведь не хочешь, чтобы об этом узнали?

Куроко покачал головой, смотря в свою тарелку.

– Не хочу. Так же и то, что мы с тобой – братья.

– Не волнуйся – никто не узнает об этом, – заверил Сейджуро. – Даже если ты встретишь своего альфу – я ничего не скажу ему, – тяжело добавил он. – Ты останешься невинным для всех.

– А об этом можешь не волноваться ты, – твёрдо сказал Тецуя. – Моя репутация волнует меня меньше всего, да и моя невинность тоже. Я рад, что первым был ты, мой самый близкий человек. Что ты разделил всю тяжесть этого опрометчивого поступка, зная, что мы не сможем быть вместе. Я благодарен тебе, Акаши-кун, – допив кофе, Куроко вышел из-за стола и чмокнул брата в макушку.


– Пора бежать на пары, мы и так уже много пропустили, – раздался из коридора его голос. Акаши, сложив всю посуду в раковину, отправился следом за ним, думая лишь об одном.

“Интересно, если бы я был альфой, смог бы я оставить всё, как есть?”


========== Патология ==========


Через несколько минут они оба вышли из дома, сели в автомобиль и добрались до института. Парни молчали всю дорогу, однако неловкости не чувствовалось. Наоборот – лишь в обществе друг друга было какое-то особенное спокойствие, которое не хотелось потерять.


Несмотря на то, что они отсутствовали три дня, никто не обратил особого внимания на их внезапное появление. Разве что, вся баскетбольная команда во главе с Аомине.


– Вы что, решили устроить себе выходные посреди недели? – натянуто спросил Дайки, когда встретил парней в раздевалке. – У нас, между прочим, скоро матч, а команда практически несыгранная, – сверля мрачным взглядом спокойных братьев, добавил он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство