Так мистер Мерсер провел в порту Акахутла несколько лет. Он давал уроки английского языка, чтобы заработать себе на жизнь. На собачью жизнь, что и говорить. Ибо ученики — то ли по причине бедности, из которой он не мог выбиться, то ли потому, что кожа у него была черного цвета, — точно сговорившись, обращались с беднягой учителем, как янки обращаются с теми, чья кожа со дня рождения окрашена в цвет траура.
В Акахутле мистер Мерсер жил уже давно. Он приплыл из Калифорнии на парусном судне и вначале занимался тем, что чистил ботинки. Орудуя щеткой и кремом того же цвета, что и его руки, он жил мирно. Никто не заглядывал ему в лицо, никого не интересовало, лучше он или хуже индейцев — рабочих в порту. И ему уже показалось, будто он тоже что-то собой представляет. Но однажды кто-то подал ему дьявольский совет:
— Лучше займитесь преподаванием английского. Вы много заработаете, станете уважаемым человеком.
Вне себя от радости негр бросил свой ящик со щетками и открыл школу. Так он превратился в мученика, который обучал этих проклятых инквизиторов, уважавших его не больше, чем крабов, вытащенных на берег. Тем не менее он был терпелив в своем страдании. Ученики, надеялся он, хотя и непослушны, но исправятся. Смирением можно добиться всего, чего хочешь.
Они не говорили ему «негр», они говорили ему «мистер»… (То «мистер Фасолька», то «мистер Вонючка», то «мистер Сосиска», то «мистер…», этого и повторить нельзя.)
Мистер Мерсер был добрый человек. Будь на его месте кто-нибудь из наших индейцев, он при подобных обстоятельствах купил бы шестизарядный револьвер, чтобы проучить этих мерзавцев. Но учитель держался иного метода. Он покупал засахаренный миндаль, медовые коврижки, тянучки и после урока ласково одаривал ими детей. Пока были лакомства, ученики помалкивали. Но едва только сласти кончались, они снова заводили свою школьную песенку. Ее распевали дуэтом и терцетом, а в торжественных случаях хором. («Мистер Фасолька, мистер Вонючка, мистер Сосиска, мистер…» и проч.) О, эти дети были весьма изобретательны в своем остроумии.
Не знаю, был ли у мистера Мерсера особо почитаемый святой, которому он молился, но если был, то, безусловно, Ирод.
Как рассказывал уважаемый житель Сонсонате дон Рафаэль Ахуриа, благодаря ему мистер Мерсер все же разбогател. И это правда.
Однажды в купальный сезон дона Рафаэля осенила гениальная идея. У него была очень умная попугаиха, по кличке Эсмеральда, о которой рассказывали чудеса. Говорили, например, что недалеко то время, когда Эсмеральда перещеголяет многих литературоведов: ведь она знала наизусть все три книги Мантильи и теперь заучивала лучшие произведения классической литературы. Познакомившись с мистером Мерсером и очарованный его методикой, дон Рафаэль попросил его дать попугаихе несколько уроков английского языка.
— Эсмеральдита будет вашей лучшей ученицей, — уверял он.
Учитель был изумлен, однако согласился. Условились, что птицу будут держать подальше от мальчишек, чтобы она не набралась от них неблагозвучных выражений («мистер Фасолька, мистер Вонючка» и т. д.).
Как ни странно это казалось учителю, уроки все же начались. И произошло то, что предвидел дон Рафаэль. За пятнадцать дней Эсмеральда в совершенстве овладела текстом генерала Ибарры. Она говорила по-английски, как настоящая мисс, правда, с центрально-американским акцентом. Но это вполне естественно. Она служила переводчицей туристам и делала это лучше, чем ее учитель, так как умела переводить наши провинциализмы и слова, заимствованные из языка индейцев.
Увы, все в этом мире преходяще, лишь некоторые президенты республики вечны. В один прекрасный день Эсмеральда улетела. Возможно, ей надоела школа. (А может быть, она мечтала о свободе… с маленькой буквы, конечно, ибо, по представлению наших депутатов, порядки в Акахутле — это почти Свобода с большой буквы.)
С исчезновением Эсмеральды кончилось счастье дона Рафаэля и слава мистера Мерсера.
Время шло. Газеты Сонсонате напрасно предлагали приличное вознаграждение тому, кто что-либо сообщит о беглянке. Никто о ней ничего не слыхал. В конце концов поклонники попугаихи забыли о ней, словно она была самой заурядной представительницей интеллигенции. Только приемный отец и учитель с любовью вспоминали об Эсмеральде в своих беседах.
Дон Рафаэль говорил, что уже потерял всякую надежду разыскать свою попугаиху, когда однажды после полудня на побережье в Чантенес услыхал характерный школьный гомон, доносившийся из густой кроны конакасте. Заподозрив истину, он тихонько приблизился к дереву, задрал голову и, надев очки, посмотрел вверх.
На ветках восседало множество маленьких попугаих. Птица с виду постарше, сидя перед ними, давала урок. В лапе у нее была зажата палочка.
— Бэ, а, эн — бан. Бэ, е, эн — бен. Вэ, е, эн — вен…
— Повторим, девочки, — говорила преподавательница.
И малыши послушно тянули снова:
— Бэ, а, эн — бан. Бэ, е, эн — бен…
Прослезившийся дон Рафаэль не выдержал:
— Это ты, Эсмеральдита?
— Да, дон Рафаэль. Добрый день…