– Ты обратил внимание, – на Фельгенхауэр его осведомлённость явно произвела вречатление. – А все пять формируют батальон.
– Но эти тридцать солдат, верных Ширинову… – Стейнер вытер дождь с глаз. – Разве вы не можете их распустить?
– Ротация играет ключевую роль в имперской военной догме, так как уменьшает риск привязанности.
– Что-то не заметно, – скривился Стейнер, пригладив холодные, мокрые волосы к голове. – У вас воины с топорами, а у Ширинова – свои приспешники.
Фельгенхауэр повернулась к помощнику, как только они приблизились к сторожке.
– Нет, не заметно. – Она сделала шаг назад, и из-под угловатой маски вырвался лёгкий смешок. – Гляжу, ты не боишься говорить, что думаешь.
Она отвернулась и толкнула дверь. Стейнер не до конца понял комментарий Матриарха-Комиссара, но тут они поднялись по винтовой лестнице, и мысли его сразу же вернулись к Ромоле. Её охранял Сребротуман, который ждал их со связкой ключей, застыв на месте, словно статуя. Ощутив на себе взгляд зеркальной маски, Стейнер не смог сдержать дрожь – дрожь, не имеющую ничего общего с дождём, что струился прямо по спине. Как обычно вокруг Зоркого ярко вспыхнул серебряный свет.
– Она цела? – спросила Фельгенхауэр.
Сребротуман кивнул и отвернулся, чтобы уйти. Каждый его шаг поднимал в воздух искры, похожие на умирающие созвездия.
– Один из солдат в Академии Воды проскользнёт к Ширинову, чтобы доложить о моём местонахождении, – уверенно произнесла Фельгенхауэр. – Попомни мои слова.
Стейнер кивнул.
– Это камера?…
Матриарх-Комиссар открыла дверь, и юноша заранее вздрогнул от мысли, что могли сотворить с пиратом. Ромола подняла глаза. Она сидела на аккуратно заправленной кровати, настраивала домру и тихонько напевала.
Стейнер нахмурился.
– Что всё это значит?
Пол был застелен ковром, а небольшая жаровня излучала тепло и неяркий свет. Заколоченные окна не впускали в комнату холод.
– Она в порядке! – воскликнул Стейнер.
– Если точнее – она в порядке и умирает от скуки, – ответила Ромола.
– Мне подобных условий не предоставили, – проворчал юноша.
– Ты провёл в своей камере всего одну ночь. Я же застряла здесь на три недели. Да ещё и послушники кормят отравой. – Рассказчица кивнула на плошку с жирным бульоном.
– Вы заперли её, чтобы спасти от Ширинова? – спросил Стейнер Фельгенхауэр.
Ромола соскользнула с кровати и быстро выглянула из двери в коридор.
– Может, всему острову объявишь, дурень?
– У нас мало времени, – прикрикнула Фельгенхауэр. – Собирай вещи.
Капитан кивнула и отступила к кровати.
– А ты, – обратилась Матриарх-Комиссар к Стейнеру, ткнув пальцем в грудь, – держи рот на замке.
Ромола не заставила долго ждать: она быстро схватила плотный дорожный плащ, тонкую книгу и небольшую суму.
– Три недели… Вы отдаёте себе отчёт, во что мне обойдётся кормёжка экипажа, пока они сидят там без дела?
– Они не сидят без дела, – возразила Фельгенхауэр. – Они заняты погрузкой. Вам щедро заплатят, когда вы доставите груз.
– Три недели. – Ромола закатила глаза. – Я могла уже быть в Свингеттевее.
– Или же мёртвой, – пробормотал Стейнер, но женщины его не услышали.
Фельгенхауэр не обращала внимания на жалобы рассказчицы, пока они шли по коридору и спускались по спиральной лестнице.
– Могла бы хоть поблагодарить её, – проворчал юноша и получил в ответ от Ромолы несколько слов на непонятном языке. Ещё пара фраз, по-видимому, означавших ругательства, сорвались с языка пирата, когда они добрались до площади. Неудивительно – Ширинов и Хигир уже ждали их в окружении полдюжины солдат. Ординарий Марозволк в рычащей волчьей маске стояла вместе с шестью солдатами, которые сжимали в руках топоры с ожесточённым выражением на лицах. Позади всех ждал Сребротуман, окружённый необычным мерцанием, которому, казалось, и дождь нипочём. Его безэмоциональная маска была запрокинута вверх, словно созерцая голубое небо в ясный день.
– Матриарх-Комиссар, – обратился Ширинов к начальнице, чуть склонив голову вместо принятого поклона, – надеюсь, вы намереваетесь приговорить пирата к смерти?
– Она не пират, – вмешался Стейнер.
– Спасибо, мальчик, – тяжело прервала Фельгенхауэр. – Я провожаю капитана в свой кабинет, где собираюсь расторгнуть её контракт с Империей.
Ширинов попытался заговорить, но Матриарх-Комиссар тотчас продолжила:
– У неё два дня, чтобы отплыть от Владибогдана и отныне не возвращаться.
Хромой иерарх повернулся к Мертвосвету за поддержкой, но ещё до того, как тот успел отреагировать, воскликнул:
– Немыслимо!
– Немыслимо! – поддержал его Хигир печальным тоном.
– А я согласна с решением Матриарха, – заявила Ромола. – Я устала от ваших физиономий. – Она повернулась к Фельгенхауэр. – Ото всех! Наконец-то я покину это место!
– Я тоже уезжаю, – ответил Ширинов.
Сердце Стейнера сжалось в груди.
– Вы хотите что-то сказать? – спросила Фельгенхауэр.
– Я собираюсь отплыть в Хлыстбург, чтобы обратиться к Императору. – Иерарх выпрямился. – Я доложу обо всех нарушениях, что имели место на острове в последние несколько месяцев.
Матриарх-Комиссар шагнула вперёд, пока двое Зорких не оказались друг от друга на расстоянии вытянутой руки.