Ответа не последовало. Ручка загремела, но Стейнер не намеревался открывать. Внезапно сквозь щель под дверью скользнул кусок пергамента. Сердце кузнеца громко билось в груди, но любопытство перевесило страх. Он схватил записку, но слов всё равно не разобрал. Чернильные петельки и завитушки плясали перед глазами, и Стейнер зарычал от отчаяния.
– Что это, во имя Фрёйи?
Он натянул штаны и сунул ноги в ботинки. Затем, всё ещё сжимая кочергу, открыл дверь и вышел в коридор.
– Приветствую, – буркнул один из солдат в нескольких футах от входа в комнату.
– Приветствую. – Стейнер поставил кочергу, чтобы не вызвать подозрений. Пусть он не доверял солдату, но и драться тоже не хотел.
– Ты не заметил, мимо никто не проходил?
Тот покачал головой.
– Мы только что сменились. Хотя, погоди, видел ординария Марозволк. И минуты не прошло, как она ушла.
Стейнер вздохнул с облегчением – солдат знал северный язык. Он глянул на записку и непонятные завитки.
– Что там у тебя? – настойчиво поинтересовался охранник.
Стейнер протянул записку.
– Я… Я не умею читать, – признался он.
– Это распоряжение от Матриарх-Комиссара, – сказал солдат, взглянув на записку. – Она велит собрать вещи, спуститься в Сумеречную бухту и отправляться с капером.
– Что? Это невозможно. – Стейнер нахмурился. На все его молитвы о побеге ответом стала записка, сунутая глухой ночью под дверь? – Когда?
– Сегодня вечером.
– Но… Мне нужно попрощаться с Фельгенхауэр.
– Её нет. У неё дела с Сребротуманом. Я бы на твоём месте поспешил. Пират ждать не станет.
28
Стейнер
«Послушники редко образуют связь с Зоркими, но зато на всю жизнь заручаются поддержкой ровесников. Не нужно путать взаимовыгодное партнёрство с дружбой. Зоркие не могут позволить себе подобную роскошь. В глазах Империи они просто товарищи. А как иначе, ведь даже семья уступает воле Императора».
Стейнер покидал Академию Воды безо всяких сожалений. Он вышел из двойных дверей и остановился лишь для того, чтобы подобрать фонарь. Затем спустился на площадь и бросил взгляд на тёмный проход, ведущий в кузницу. Нет, нельзя спускаться к Кими и Тифу – слишком уж далеко. В нерешительности он застыл на месте. Дыхание паром поднималось в холодный воздух, пока он думал о Тайге и Сандре и отчаянном желании попрощаться с ними. Пылающий огонь от статуи дракона отбрасывал колеблющиеся во всех направлениях тени на мощёной дороге. Но юноша просто не мог допустить, чтобы Ромола отдала швартовы и уплыла без него, пока он прощается в кузнице.
Внезапно из мрака явились солдаты, заставив поторопиться с принятием решения. Стейнер склонил голову, пытаясь скрыться от дождя, и направился прямо к сторожке и чёрным ступеням. Марозволк уже покинула на ночь свой пост, а стража сменила топоры на булавы.
– У меня письмо от Матриарха, – объявил он, подняв мокрый пергамент.
Солдаты проворчали что-то по-сольски, и один из них кивнул, пропуская юношу.
Стейнер переводил взгляд с одного на другого, ожидая, что кто-то из них вот-вот его остановит. В голове никак не укладывалась мысль, что он едет в Циндерфел и скоро окажется дома с отцом и Хьелльрунн.
Дозорные указали пальцем в сторону корабля, и Стейнер прошёл через арку, чтобы спуститься вниз по бесчисленным ступеням. Скалы Сумеречной бухты казались чернее ночи. «Надежда Дозорного» покачивалась на волнах возле пирса, на воде играли золотые блики от света фонарей.
Стейнер глубоко вздохнул. Наконец-то он направлялся к дому: к Хьелльрунн, отцу и Вернеру. Он обнимет их, скажет, что самое главное в жизни – быть вместе. Ничего нет важнее семьи. Признает целесообразность отцовского решения и спасёт сестру от Ширинова. Им придётся покинуть Циндерфел, поскольку ни единая душа в городе с ним больше не заговорит. Вернуться после Испытаний равносильно восстанию из мёртвых.
Стейнер поднял фонарь и заметил внизу две статуи вооружённых пиками молодых людей. Они стояли в героических позах, обратив взоры в сторону моря. Почему-то юноша вспомнил о способности Фельгенхауэр обращать людей в камень и тут же в ужасе замер на ступенях – в прошлый раз, когда он только прибыл на Владибогдан, статуй здесь не было.
Вдоль пирса повсюду стояли ящики. Стейнер щурился, вглядываясь в черноту за пределами круга света. Лил дождь, и юноша не переставал задаваться вопросом, что его сюда привело – надежда или наивность. Неужели он поверил, что клочок пергамента выведет его с острова? Он ведь даже читать не умел… Действительно ли записку принесла Марозволк? Даст ли Фельгенхауэр бежать с острова, когда он знает все секреты империи?