Колдовское кружево

Прошло много седмиц прежде, чем Яромир стал первым князем и выжег добрую часть колдовского леса, загнав злых духов к самой грани. Он запретил им показываться честным людям, а на страже поставил великую ведьму Черноброву, ученицу волхвов.

С тех пор прошёл не один век. Духи Нави шипели. Не раз пытались они достать князя Яромира, но тот окружил себя защитой. Ничего не осталось от былого величия Навьего царства. Некоторые даже умерли от голода и тоски по старым временам. Другие же сделались хитрее, научились заманивать людей в чащу сладкими речами, проникать в самое сердце и ударять по дорогому и сокровенному.

Василика тяжело задышала и рухнула на траву. Письмена на необъятном алатырь–камнем всё ещё переливались золотом. За ним чернел лес, но не тот, по которому привыкли ходить люди. То было Навье царство, где пировали мёртвые. Живой не мог ступить на те земли. Даже Всполох подрагивал, страшась иного мира.

Колдовская сила растекалась с кровью. Василике казалось, будто в её сердце врастают корни деревьев, а кожа зеленеет. Вот–вот – и станет лесавкой, будет охотиться на людей и забудет батюшку, мачеху, сестёр. И правильно.

– Родина ведьмы – лес, семья её – духи, кровь её – зелень, – шептал алатырь–камень.

Голова кипела. Неведомые знаки приобретали смысл, и вот уже Василика могла различить среди них знакомые: одни берегли кров, другие отпугивали духов, третьи призывали на помощь кровь и когти, четвёртые помогали залечивать раны и бороться с самой Смертью.

Всё в одночасье переменилось. Василика смотрела на вьющиеся строки и осознавала, насколько мелочными были её мечты, да и она сама. А Радогощь? Там все только и думали о том, чтобы набить животы, похвастать перед другими новым монистом или богатым женихом. Всё бы ничего, да в этих пустых хлопотах терялась человеческая суть.

Всего одно её касанье – и Василика стала иной. Потеряли вкус румяные пироги, горячий сбитень, окорок, лишились блеска мониста из дорогих каменьев, дорогие платья и кокошники сравнялись с грубыми льняными тряпками.

– Идём домой, Василика, – сказал Всполох твёрже обычного.

Она не стала спорить – медленно поплелась за духом. Глаза слипались от усталости. Спутанные мысли едва не доводили до безумия. Слишком много всего вылезало, скреблось, выло и разрывало тяжёлую голову.

Хорошо, что лес провожал их молча. А может, она просто не замечала нечисти? Чутьё подсказывало: не будь рядом с ней провожатого, какая–нибудь лесавка непременно выскочила поперёк тропы и попыталась заманить тёплую душу в своё логово. Ослабленная ведьма – лакомый кусочек. Но дети Лешего и духи Нави до ужаса боялись огня, оттого не могли подойти близко.

Василика в полубреду добралась до знакомых ворот. Если бы не Всполох, она бы их не различила и приняла за камень. Огненный дух заставил её доползти до спальни и рухнуть прямиком в кровать. Её душа закружилась и полетела далеко–далеко, позабыв земные печали. Пожалуй, это был самый крепкий и глубокий сон за последние три седмицы. Василика не просыпалась от кошмаров, не вскакивала посреди ночи, думая, что не закончила проклятое шитьё, не сдирала костяную маску с чарующего незнакомца – она летала дико и свободно среди звёздной тишины. Нарушало последнюю только слова:

«Родина ведьмы – лес, семья её – духи, кровь её – зелень».

Сказанное стелилось печатью на душу, и внутри как будто пробивались древесные корни со скрипом и плачем. Василика смотрела на это словно со стороны, холодно, отчуждённо и не чувствуя боли. Впервые за долгое время её не терзали ни сомнения, ни страхи, ни тоска по купеческому дому.

Так умирало человеческое и рождалось иное – ведьминское.

2.

– Не рано ли ты её отправила к алатырь–камню? – встревоженно спросил Домовой.

– Нет у нас времени, – нахмурилась Ягиня. – Если каждую девку по несколько лет обхаживать, то столько потратишь, что и не успеется ничего.

– Других обхаживала, – дух покачал головой.

– То были другие, – фыркнула ведьма. – Другие времена, другие девки, да я помоложе была.

Карты говорили: времени непростительно мало и стоило бы обучить Василику как можно скорее. Понятное дело, что они не успеют, и придётся девке самой что–то познавать, испытывать на собственной коже. Лучше будет, если она пройдёт через самое трудное вместе с наставницей, а дальше пойдёт, как нож по маслу, уж Ягиня–то знала.