Колдовское кружево

Ей настолько полюбилась непроглядная чаща, что она могла пропадать там целыми днями, являясь в дом под вечер. Другие люди того леса опасались, говорили, что там испокон веков живёт злая ведьма, а изба её сделана из крепких человеческих костей. Василика много раз проходила мимо того дома, самого обычного, деревянного и с трубой. Но заходить к Костяной Ягине она боялась. Мало ли, вдруг есть крупица правды в рассказах?

– Опять она за своё, ты погляди! – бурчала Калина на проходившую мимо Василику. – Вся в листьях и колючках, чтоб тебя, неугомонную, Ягиня сварила, раз замуж за Миклая не хочешь!

Видела Василика того Миклая, бородатого, пахнувшего дурной брагой и потом. Статный воин. И служил у самого князя. Жаль только, что её он совершенно не притягивал – не нравились ей могучие богатыри. Калина сыпала искрами, кричала, что отправит Василику в чёрную избу, где доживали свой век старые девы, прислуживая богам, что нажалуется отцу, и тот силком выдаст её замуж за первого встречного, а после приказала всем трём дочерям вышивать багряные цветы для полотенца. Калина собиралась преподнести его мужу – ценный дар, сделанный родными руками.

– И чтоб ни шагу из дома! – шикнула купчиха, гневно взглянув на Василику, и захлопнула тяжёлую дверь с жутким шумом.

Купеческая дочка тяжело вздохнула и взглянула на связку нитей. Вышивание не входило в число её любимых занятий, чего нельзя сказать о сёстрах – те радовались каждому ровному стежку и старательно выводили целые цветастые поляны, украшая полотенца, скатерти и даже собственные платья. У Василики всё было наоборот: её единственная работа – несчастные раскосые маки – смотрелись жутко. Иной раз казалось, будто цветы ехидно улыбались, мол, не дадимся в руки, заколем кривыми лепестками. На изнаночную сторону и вовсе было страшно взглянуть – столько узлов! Василика пыталась подвязывать нитки аккуратно, как делали сёстры, но получались огромные нитяные комки, мешающие друг другу.

– Как там твоё подвенечное платье, сестрёнка? – елейно усмехнулась Марва, считавшаяся лучшей рукодельницей в семье. – Не готово ли ещё?

– Пока нет, – ответила Василика. – Но я тружусь над ним.

Марва и Любава переглянулись и заливисто захохотали. У них самих сундуки с приданым давно были готовы. Каждая выткала по белому платью, украсила каменьями и готовилась, ожидая суженого. У Василики лежал латаный подол. Она страдала временами страдала над ним под суровым присмотром мачехи, которая качала головой и говорила, что не будет из Василики доброй и умелой хозяйки, если та не может сделать даже подвенечного платья.

– Кто ж с подола–то начинает, – сокрушалась Калина. – Совсем девка ума лишилась, хоть и молодая ещё.

Купчиха много раз угрожала ей чёрной сбой и обещала, что однажды утром приедут за Василикой служители богов и утащат её силком, если сама не согласится уйти.

– А что, разве под венец силком идти лучше? – отвечала она. – В чёрной избе хоть мужика обхаживать не надо.

Калина покраснела и с трудом сдержалась, чтобы не свернуть глупой девке голову. Ещё бы – кто же сравнивает замужество с прислуживанием богам?! Только страшные дурры, которым не повезло родиться бедными, бледными худощавыми, с редкими волосами и впалыми щёками.

Василика, тяжело вздыхая, сплетала багровые нитки и втайне надеялась, что однажды отправится в лес и исчезнет, не услышит больше упрёков мачехи и насмешек сестёр, не будет наряжаться на смотрины и поражаться жутким сальным молодцам, которые выглядели не красивее лохматых лешачат. Она мечтала о невозможном – славной воле, когда не надо колоть руки иголкой и мучиться над вышиванием целыми вечерами. Но девкам нельзя было даже допускать подобных мыслей. Все знали, что главное в жизни – тёплая изба и храпящий мужик под боком. Какой – не важно.

Василика смотрела, как ладно выходили у сестёр зелёные листочки, и неохотно завидовала. Наверняка мачеха похвалит их за хороший труд, а её снова начнёт бранить и повторять одни и те же слова.

Поначалу, когда отец только женился, Калина была доброй и относилась к падчерице с теплотой, стараясь не обделять её лаской. И леденцы дарила, и ткани хорошие выбирала, и следила, чтобы все девки сытно ели и оставались румяными – словом, заботилась. Когда у Василики пряжа вываливалась с рук вместе с шитьём, а на смотрины она приходила в жутких одеяниях, Калина заподозрила неладное и забила тревогу. Конечно, мачеха пыталась мягко говорить с Василикой, намекая, что девке стоило бы выйти замуж, но та слушала, а сама бежала в лес и бродила среди узких троп и кустарников. Оттого мачеха злилась на неё, надеясь, что чем сильнее наругает, тем лучше постарается безрукая падчерица в следующий раз.