Василика тяжело вздохнула и зарылась в тонкое летнее одеяло, свернувшись комом. Яркая луна светила за окном и словно бы подмигивала ей, мол, знаю я, девка, твою тайну, но не боись, никому не расскажу. Оставалось верить, что Калина не узнает и подумает, будто падчерица просидела за багряными цветами весь вечер, пока не погас тонкий огарок на расписном блюдце.
С этой мыслью Василика провалилась в глубокий сон. Ей виделся лес, дикий, непроглядный, с вывернутыми корнями и мшистыми пнями, на которых росли грибы. Завывал летний прохладный ветер, шелестели кроны и скрипели огромные дубы, зовя её. Они просили Василику забираться поглубже, куда ещё не ступали люди, и она шла, перескакивая по тропинкам и проскальзывая между столбов. Вдруг возник тонкий огонёк. Он поманил Василику. Пришлось быстро побежать, нагибаясь и уклоняясь от еловых лап. Вверху ухнул филин, сорвавшийся с ветки. Птица взглянула на Василику и вдруг превратилась в жуткую седую ведьму. Она хрипло захохотала и попыталась протянуть пятнистые руки к испуганной девке. От страха, пробравшего всё тело, Василика подскочила в постели и открыла глаза.
Солнечные лучи ярко освещали комнату. Позднее утро было в самом разгаре. Вставать не хотелось. Наверняка за дверью её уже поджидала мачеха или сёстры. Снова будут крики. Василика сладно потянулась на мягких подушках и отбросила одеяло. Она быстро сменила нательную рубаху на плате с алыми кружевами, бросила в рот засахаренную клюкву и надкусила. Брызнул кислый сок. Василика сморщилась и тут же улыбнулась. Славные ягоды, ъоть и подсохшие с прошлого дня.
Она вышла из опочевальни и прикрыла дверь. Стоило спуститься по лестнице, как к ней тут же подскочила Любава.
– А, вот и наша расчудесная лесавка проснулась! – медово проворковала сестра и мигом схватила Василику за руку. – Пойдём же, матушка давно хочет с тобой поговорить.
Ей стало не по себе. Если Любава обращалась с ней так – значит, жди беды. Калина наверняка в гневе, запрёт её в комнате или прикажет выйти на смотрины к сыновьям кметов. Последних купчиха считала самыми недостойными. Бедные деревенские старшины жили чуть лучше простых людей. То была не ровня богатым купцам, которые ходили по княжеским теремам и плавали на расписных ладьях, видя заморские чудеса. Но с мачехи станется. Она давно грозилась, мол, не сошьёшь подвенечного платья сама – схожу к швее, а после силком потащу к сватам и отправлю в ближайший кметов дом, чтобы знала дурная девка, что потеряла из–за собственной глупости.
Василика тряслась всем телом и надеялась, что мачеха посадит её за шитье. Меньшее зло, в конце концов. Калина, вопреки обыкновению, спокойно сидела за столом и жевала медовый пряник. Не топтала ногами, не краснела от гнева, не пыталась схватить нерадивую падчерицу за косу. Осмотрев Василику, она вздохнула и покачала головой.
– Догулялась, нерадивая, – фыркнула Калина. – Хватит с меня твоих выходок, сил уже нет ум вбивать в дурную голову. Седлай своего коня и поезжай прямиком к Костяной Ягине. А если сама не поедешь, попрошу слуг спровадить аж до избы. И чтоб духу твоего в доме не было! – вскричала мачеха. – Ешь с лесавками, покрывайся мшистой кожей и вой на болотах вместе с водяницами, но к добрым людям не вздумай соваться! Увижу тебя в Радогощи или других деревнях, выдам за первого встречного и не пожалею, так и знай.
– Не жилось тебе спокойно при всём готовом, дорогая сестрица, – любовно пропела Марва. – Сама не живёшь и нам не даёшь. Что тут поделаешь, а?
В глазах старшей мелькали искры злобы. Василика знала, что сёстры никак не могли найти себе пригожих женихов, потому как все лучшие засматривались на неё, младшую, а других отказывались вести под венец и надевать им на голову венок Лады. За обычных или простых ни Марва, ни Любава не желали идти – всё мечтали стать богатыми купчихами или помощницами при боярынях, но никак не кметками и уж тем более не чумазыми бабами, которые серели и худели от постоянного труда.
– И поеду! – она скрестила руки. – Всяко лучше, чем выставлять себя, как скотину на торги!
– Собирайся, – холодно сказала Калина. – И помни: увижу где – схвачу за косу и потащу под венец! Будешь трудиться, не разгибая спины, раз не захотела жить в тепле, покое и при каменьях.
Василика сама собирала котомку, думая, что может пригодиться, а что стоило оставить. Взяла немного мёда, варенья, мешочек пшеницы, хлеб, несколько пирогов, стальной нож и пару монист из жемчуга и яшмы. Мало ли, какой будет дорога. Да и примет ли её Костяная Ягиня? А если примет, то как поступит – сразу съест или подумает?