Наутро после их первого совместного ужина она проснулась с сожалением о том, что накануне была столь разговорчива с миссис Уилкинс. Она не понимала, что ее на это толкнуло. Конечно же, теперь миссис Уилкинс захочет ее присвоить, захочет стать неразлучной, и мысль о том, что предстоящие четыре недели будут омрачены подобными попытками, испортила ей настроение. Нет никаких сомнений, что полная энтузиазма миссис Уилкинс устроит на нее засаду в верхнем саду и, стоит ей выйти, примется приветствовать ее с утренней живостью. Боже, как же она ненавидела эти радостные утренние приветствия, да, честно говоря, вообще всякие приветствия. Ей определенно не следовало накануне поощрять миссис Уилкинс. Это была фатальная ошибка. Конечно, просто так сидеть и вообще не отвечать миссис Уилкинс было бы нехорошо, но активно поддерживать разговор – это настоящее самоубийство. Что, ради всего святого, заставило ее так поступить? И вот теперь придется тратить драгоценное время, драгоценное, чудесное время не на раздумья и не на то, чтобы разобраться с собой, а на то, чтобы отделаться от миссис Уилкинс.
Одевшись, она с огромными предосторожностями, на цыпочках, стараясь, чтобы под ней не зашуршал ни один камешек, прокралась в свой уголок. Но садик был пуст. Ни от кого отделываться не потребовалось. Она была полностью предоставлена самой себе – не было видно ни миссис Уилкинс, ни кого-либо еще, за исключением Доменико, давно занятого своими делами – он снова поливал цветы, и снова в основном те, что поближе к ней. И когда после долгих периодов обдумывания мыслей, которые ускользали, едва приходя в голову, и она, устав от погони за ними, засыпала, а затем вновь возвращалась к размышлениям, она ощутила голод, то посмотрела на часики и увидела, что уже три часа дня, а никто даже не побеспокоился позвать ее на ланч. Вот и получается, не могла не отметить Скрэп, что если от кого и отделались, так это от нее самой.
Но как это восхитительно и как ново. Вот теперь она действительно может думать, никем не прерываемая. Как прекрасно, когда о тебе забывают!
Есть, однако, хотелось. Миссис Уилкинс, учитывая чрезмерное вчерашнее дружелюбие, могла хотя бы сообщить ей, что ланч подан. А она действительно была чересчур дружелюбна – по поводу того, где пристроить на ночлег Меллерша, ратовала за то, чтобы отдать ему свободную комнату, и вообще. Обычно Скрэп не интересовалась всяким обустройством – по правде говоря, она никогда им не интересовалась – так что могла по праву сказать, что ради миссис Уилкинс буквально прыгнула выше головы. А миссис Уилкинс даже не побеспокоилась, будет ли она обедать.
К счастью, хотя она и испытывала голод, она не возражала против того, чтобы пропустить еду. Жизнь полна трапез. Они отнимают массу времени, а миссис Фишер, увы, кажется, из тех, кто предпочитает затяжные трапезы. Она уже дважды ужинала с миссис Фишер, и каждый раз приходилось мучительно высиживать за столом, пока та медленно раскалывала бесчисленные орехи и потягивала вино такими маленькими глоточками, что, казалось, оно никогда не закончится. Наверное, неплохо было бы взять за обычай пропускать ланч, чай просить подавать сюда, и поскольку завтракала она у себя в комнате, то лишь один раз в день ей придется торчать в столовой и терпеть орехи.
Скрэп поудобнее зарылась затылком в подушки, скрестила ноги на парапете и вознамерилась думать дальше. Она сказала себе то же, что время от времени повторяла все утро: теперь я собираюсь думать. Но поскольку она никогда в жизни ничего не обдумывала, это было непросто. Удивительно, как трудно удержать на чем-то внимание, как странно разбегаются мысли. Решив в качестве разминки перед размышлениями о будущем обозреть прошлое, начав с поисков оправдания такого неприятного слова, как «мишура» – еще одной вещи, о которой она прежде совсем не задумывалась, – она почему-то переключилась на мистера Уилкинса.
Что ж, думать о мистере Уилкинсе было легко, хотя и не очень приятно. Насчет него у нее было нехорошее предчувствие. Мало того, что мужчина для их компании мог оказаться утомительным бременем, а, судя по тому, что она уже поняла, мистер Уилкинс непременно им окажется, так она еще и боялась – и страхи ее были рождены до ужасабогатым и неразнообразным опытом – что он начнет увиваться вокруг нее.
Такая вероятность, очевидно, не приходила миссис Уилкинс в голову, и она не собиралась ей на это намекать, нет уж, это слишком все осложнит. Оставалось надеяться, что мистер Уилкинс окажется чудесным исключением из чудовищного правила. Если так, то она будет до такой степени ему признательна, что может даже испытать к нему симпатию.