Колдовской апрель

Миссис Фишер сидела неподвижно, не обращая внимания ни на одну из них. У нее был крайне непонятный день, и она слегка беспокоилась. Весь день она провела в одиночестве, поскольку на ланч никто из трех остальных не явился и даже не побеспокоился предупредить ее, что не появится, а миссис Арбатнот, как-то так, вроде бы случайно, вышедшая к чаю, вела себя весьма странно, пока не пришла леди Каролина и не переключила на себя ее внимание.

Миссис Фишер была готова не испытывать неприязни к миссис Арбатнот, чей прямой пробор и мягкое выражение лица казались весьма приличными и женственными, но у нее определенно имелись привычки, которые любить было трудно. Например, неожиданной оказалась ее привычка эхом откликаться на любое предложение еды и питья, тут же делая встречное предложение. Вопрос «Не хотите ли еще чаю?» был из тех, на которые следовало отвечать простыми «да» или «нет», однако миссис Арбатнот упорствовала в трюке, который уже продемонстрировала за завтраком днем ранее: к «да» или «нет» она непременно добавляла: «А вы?» Сегодня утром за завтраком она повторила этот трюк, и вот теперь, снова, за чаем – а ведь на обеих этих трапезах миссис Фишер сидела во главе стола, и сама наполняла чашки.

Но не это беспокоило ее – это было так, между прочим. Беспокоило ее то, что сегодня она не была способна хоть на чем-нибудь сосредоточиться, ни на каком деле, она все время блуждала между своей гостиной и своей крепостной стеной. День проходил совершенно без толку, а она терпеть не могла бессмысленно тратить время. Она пыталась читать, она пыталась написать Кейт Ламли, но нет – прочтет несколько слов, напишет несколько строк, и снова отправляется на стену и смотрит на море.

То, что письмо Кейт Ламли она так и не написала, не суть важно. Времени еще достаточно. Пусть остальные думают, что ее приезд обговорен. Так даже лучше. Мистеру Уилкинсу свободная комната не достанется, он будет пребывать там, где ему и положено. А Кейт пусть остается в резерве. Кейт в резерве – такое же мощное оружие, как и Кейт в реальности, более того, у Кейт в резерве имеются преимущества перед Кейт в реальности. Например, если миссис Фишер снова овладеет беспокойство, то лучше, чтобы Кейт при этом не присутствовала. Беспокойству, этим блужданиям туда-сюда, не хватает достоинства. Но что важнее всего – она не могла прочесть ни фразы из творений дорогих покойных друзей; даже Браунинга, который так долго жил в Италии; даже Рескина, чей труд «Камни Венеции» она захватила с собой, чтобы перечитать в непосредственной близости от описываемых мест; она не смогла читать даже весьма занимательную книгу о личной жизни германского императора [16], найденную в своей гостиной, – в книге речь шла о девяностых годах, о том времени, когда он был скорее жертвой, чем виновным, каким, она была убеждена, являлся теперь; и в этой книге было полно волнующих подробностей о его рождении, о том, что произошло с его правой рукой, и об акушерках, но все равно она ее отложила и снова отправилась смотреть на море.

А ведь чтение – это очень важно, первейший долг – упражнять свой разум и развивать его. Но как читать, если постоянно ходишь туда-обратно? До чего же странное это беспокойство. Может, она заболевает? Но нет, она чувствовала себя хорошо, даже удивительно хорошо, и ходила туда-сюда – если уж по-честному, металась – довольно прытко и без трости. Удивительно, почему ей не сидится на месте, думала она, хмуро взирая поверх лиловых гиацинтов на сверкающий залив Специи; удивительно, что она, которая обычно ходила так медленно и непременно опираясь на трость, вдруг принялась метаться.

Интересно было бы это с кем-то обсудить. Но не с Кейт – с кем-то незнакомым. Кейт только вытаращится на нее и предложит чашечку чаю. Кейт по любому поводу предлагала чашечку чаю. К тому же Кейт была туповата. А вот эта миссис Уилкинс– да, она раздражала, болтала без умолку, была бесцеремонной и достойной порицания – но она бы, вероятно, поняла, и, возможно, объяснила бы, почему с ней такое происходит. Но она ничего не могла рассказать миссис Уилкинс. Миссис Уилкинс была последним человеком, которому она могла бы довериться. Это было бы крайне недостойно. Довериться миссис Уилкинс? Никогда!