Колдовской мир

Наконец мы пришли к могиле. Люди, несшие сани, спустились по земляному скату в яме, установили палатку и вышли оттуда с пустыми руками. После чего Висма и Аторфи подняли свои чаши и жадно выпили всю булькающую жидкость. Продолжая держать в руках пустые чаши, они взялись за руки, спустились в палатку, и больше мы их не видели.

Я осознала значение их поступка только тогда, когда увидела, что люди, державшие собак, достали ножи и убили животных — быстро и безболезненно. Затем они, мохнатые слуги Утты, тоже были отнесены вниз. Я шагнула вперёд — может быть, ещё не поздно… Висма, Аторфи, неужели…

Айфинг крепко взял меня за плечо и удерживал, пока воины укладывали мёртвых собак перед палаткой и крепили их поводки к шестам, как будто собаки просто спали, ведь их шкуры не были обагрены кровью. Как мне ни хотелось броситься в яму и вывести двух женщин Утты, я понимала, что не стоит и пытаться. Они уже последовали за своей хозяйкой за последний занавес, откуда не было возврата.

Я больше не вырывалась от Айфинга, а спокойно стояла, время от времени вздрагивая от холода на этом открытом месте. Я видела, как всё племя — мужчины, женщины и дети — подходили к могиле и бросали какой-нибудь подарок. Даже грудным детям с разрисованной грудью матери вкладывали что-нибудь в руку и заставляли бросить. Мужчины бросали в яму оружие, женщины — золото, коробочки с душистым маслом, сухие лакомства. Видимо, каждый отдавал самое дорогое из своего личного имущества. Тогда я впервые поняла всю полноту их уважения к Утте. Им, наверное, казалось, что с ней ушёл целый мир, потому что она жила среди них при многих поколениях и сама была уже живой легендой.

Затем мужчины с лопатами из твёрдой коры и с верёвками для подтаскивания камней встали с одной стороны и принялись засыпать могилу, а женщины собрались вокруг меня и повели обратно в лагерь. Они не оставили меня одну в палатке — со мной пришли Айлия и несколько пожилых женщин, правда, среди них не было первой жены вождя, Аусу. Едва я опустилась на подушку, обтянутую кожей и набитую мягкой шерстью, Айлия дерзко взяла себе такую же. Я заметила, что остальные женщины недовольно нахмурились. Я не знала, что меня ждёт в будущем, но подумала, что теперь мне придётся самой защищать свои права. Утта назвала меня ясновидящей перед Айфингом, хотя я и не намеревалась связать своё будущее с вапсалами, как это сделала она. Как только мне удастся разорвать связывающие меня руны, я уйду отсюда. Но чтобы добиться этого, я должна спокойно разобраться с той частицей Силы, которой я достигла, а в этом мне, похоже, собираются отказать.

Во всяком случае, для прорицательницы было бы серьёзной ошибкой принять Айлию, как равную себе, пусть она и жена вождя. Я должна что-то сделать с самого начала, чтобы она меня боялась, иначе я лишусь и того малого преимущества, которое имею сейчас.

Я быстро повернулась, посмотрела на Айлию в упор и резко спросила:

— Что с тобой, девочка?

Я подражала тону, который слышала в таких случаях от Утты, а также от Владычиц в Обители, когда ученица позволяла себе лишнее.

— Мы в одинаковом положении, — ответила Айлия. Но затем она отвела взгляд, явно чувствуя себя неловко, хотя ответ её и был нахальным и вызывающим. — Вот я и села рядом с тобой.

Если бы я больше знала о её положении в клане, я бы подготовилась, но теперь я могла полагаться только на инстинкт, и чувствовала, что должна укрепить своё превосходство перед любым членом племени.

— Как ты разговариваешь с Той, Которая Смотрит Вперёд, девочка? — холодно спросила я.

Я сознательно не называла её по имени, как будто такая мелочь, как её имя, меня не касалась, я унижала её в глазах остальных. Может быть, я и совершила ошибку, наживая себе врага, но она и так была настроена недружелюбно, что я почувствовала с первого же её взгляда, и от попытки к примирению я бы потеряла ещё больше.

— Я говорю с той, которой придётся сидеть рядом со мной, — начала было она, но тут в шатёр кто-то вошёл.

Это была пожилая женщина, она шла с трудом, опираясь на руку молодой девушки с нераскрашенной грудью и плоским лицом, обезображенным ярко-красным рубцом. У старухи были высоко зачёсанные ярко-рыжие волосы, заметно тронутые сединой, широкое лицо разбухло, неуклюжее тело разжирело, большие груди лежали как подушки. Это не было естественной полнотой. У неё были и другие признаки болезни сердца, и я удивилась, почему она не обращалась за помощью к Утте за то время, пока я жила здесь.

Две женщины у двери поспешно встали, выдвинули подушки, на которых сидели, и положили их одна на другую, соорудив для прибывшей более высокое сидение, так как ей явно трудно было бы подогнуть ноги.

Она уселась с помощью своей провожатой и долгое время не могла отдышаться, прижимая руки к груди. По её знаку Айлия встала и отошла к стене, и её угрюмость стала ещё более заметна, но слабая тревога, с которой она смотрела на меня, теперь сменилась страхом.

Служанка старухи встала на колени рядом с хозяйкой, чтобы видеть и её, и меня.